Как это всегда бывает с книжками Кинга, история затягивает с головой: ты не можешь не переживать, не думать о том, что случится на следующей странице. Элементы хоррора в этой книге тоже есть, но они не так важны: скорее, это просто приправа к основному блюду, которое можно описать как смесь добротного исторического романа с любовной историей, пронизанную размышлениями о прошлом и о природе времени.

Кинг как писатель настолько разнообразен и плодовит, что среди его произведений ни одно нельзя с полным правом назвать «нетипичным». Он оккупировал все пограничные области популярной беллетристики (а местами и публицистики). Его карьера (обычно мы, писатели, не делаем карьеры – мы просто пишем очередную книгу) непрогораема, как тефлоновая сковородка. Он – популярный романист, как когда-то называли и, пожалуй, называют до сих пор создателей книг определенного сорта – увлекательных по сюжету и приятных в чтении (одним из таких, например, был Джон Д. Макдональд[49], перед которым Кинг снимает шляпу в «11.22.63»). Но при этом о чем бы он ни писал, он все равно остается автором хоррора. Я спрашиваю, не огорчает ли его это обстоятельство.

– Нет. Ничуть. У меня есть семья, родные, и у них все хорошо. Нам хватает денег на еду и не только. Вчера я был на собрании Фонда Кинга [частный фонд Кинга, финансирующий многие благотворительные мероприятия]. Им управляет моя невестка Стефани. Мы все там заседаем и раздаем деньги. И вот это действительно меня огорчает. В смысле, то, что каждый год мы даем людям деньги на одно и то же – и ничего не меняется. Это все равно что спускать деньги в унитаз. Вот это и правда обидно.

– Сам я никогда не считал себя автором хоррора. Это другие люди так думают. А я знай себе помалкиваю в тряпочку. Табби была никто, я тоже был никто и пришел ниоткуда, и когда на нас все это свалилось, мы просто испугались – а вдруг у нас это отнимут? Так что пускай хоть горшком назовут, лишь бы книги продавались по-прежнему. А я буду держать рот на замке и писать то, что хочу. То, о чем ты спрашиваешь, первый раз случилось, когда я сделал «Четыре сезона» – сборник повестей, которые все написались так, как я пишу всегда: мне приходит в голову мысль – и я беру и записываю. Одна повесть была тюремная – «Рита Хейуорт, или Побег из Шоушенка», другая, «Тело», – по мотивам моих детских воспоминаний, третья, «Способный ученик», – про мальчика и старого нациста. Я отослал их в «Викинг», моему редактору. А редактором моим был Алан Уильямс – вот уже много лет как покойный. Потрясный был редактор – спокойный, как слон. Никогда не поднимал лишнего шума. И вот я отправил ему «Четыре сезона», и он сказал: «Ну, раз уж ты назвал это „Четыре сезона“, давай пиши четвертый». И я написал «Метод дыхания», и книга пошла в печать. На нее я получил лучшие в жизни отзывы. И это был первый раз, когда люди подумали: «Ого! А ведь это на самом деле не хоррор!»

– Вскоре после того, как вышли «Четыре сезона», я заглянул в супермаркет и там на меня напала из-за угла какая-то старушка – знаете, из тех, у которых что на уме, то и на языке. «Я знаю, кто вы такой, – заявила она. – Вы пишете книги ужасов. Я такого не читаю, но вы не подумайте – я не против, пишите, что хотите. Просто мне нравятся вещи поправдивее – ну, знаете, вроде «Побега из Шоушенка».

– Я говорю: «Это тоже я написал». А она мне: «Да ну, не может быть». Развернулась и пошла своей дорогой.

Нечто подобное происходит с ним постоянно – снова и снова. Так случилось, когда вышла «Мизери» – хроника токсичного фандома; так случилось и с «Мешком с костями» – историей одного писателя в духе готического романа с привидениями и с аллюзиями на «Ребекку» Дафны Дюморье; и так же случилось, когда Кинга наградили Медалью Национального книжного фонда за выдающийся вклад в американскую литературу.

Мы ведем эту беседу не под крышей той гигантской обувной коробки из бетона, а у бассейна в садике другого дома, поменьше, но на той же улице, – Кинги купили его специально, чтобы принимать там гостей. Сейчас там гостит Джо Кинг – он тоже пишет книги, но под псевдонимом, как Джо Хилл. Он по-прежнему похож на отца (хотя и не до такой степени, чтобы принять его за юного клона), повсюду ходит с айпадом и уже сделал неплохую карьеру как писатель и автор графических романов. Мы с Джо – друзья.

Писатель из «Мешка с костями» бросил писать, но продолжает публиковать рукописи, накопленные про запас. Интересно, любопытствую я вслух, долго ли издатели смогут хранить смерть Стивена Кинга в тайне?

Он ухмыляется.

– Того писателя из «Мешка с костями» я придумал, когда мне кто-то сказал, что Даниэла Стил пишет три книги в год, а печатает только две. Ну и я давно уже знал, что Агата Кристи тоже захомячила парочку книг, чтобы поставить красивую точку в карьере. Если я умру прямо сейчас и никто не проболтается, моих запасов хватит до 2013-го. Вот-вот выйдет новый том «Темной башни» – «Ветер сквозь замочную скважину». И «Доктор Сон» уже готов. Так что если меня, как Маргарет Митчелл, собьет такси на улице, что-то останется неоконченным, но что-то можно будет доделать. «Страну радости» я тогда не допишу, но Джо сможет закончить ее в два счета. Он пишет так, что от меня почти не отличишь. А задумки у него интереснее моих. Знаешь, Джо – он как огненная вертушка, так и брызжет искрами. Столько идей! А я действительно хотел бы притормозить. Мой агент сейчас торгуется с издателями насчет «Доктора Сна» – это будет сиквел к «Сиянию», – но рукопись я им пока не отдаю, хочу передохнуть немного.

«Почему вы решили написать сиквел к „Сиянию“?» – спрашиваю я, умалчивая о том, как напугала меня эта книга в шестнадцать лет и как меня впечатлил и в то же время разочаровал фильм Кубрика.

– Потому, что это отличный способ поставить всех на уши. Заявить, что ты возвращаешься к книге, которая когда-то была дико популярной, и пишешь сиквел. Оно ведь как: люди вспоминают о той книге, которую читали в детстве. И тогда она им показалась страшной до жути. А потом, уже взрослыми, они читают сиквел и думают – ну, нет, это уже не то. Так что это интересная задача: сделать так, чтобы вышло не хуже – или просто совсем по-другому. И есть от чего оттолкнуться. В общем, это вызов.

– Я решил написать «Доктора Сна», потому что мне хотелось посмотреть, что будет с Дэнни Торрансом, когда он вырастет. Я знал, что он будет пить – просто потому, что пил его отец. В «Сиянии» я упустил несколько моментов, и один из них – почему Джек Торранс регулярно надирался до чертиков и слетал с катушек, но ни разу не обратился в какую-нибудь группу самопомощи вроде «Анонимных алкоголиков»? И вот наконец я подумал: ладно, начнем с сорокалетнего Дэнни Торранса. Он наверняка один из тех, кто вечно твердит про себя: «Я не буду таким, как мой отец. Я никогда не стану таким агрессивным пьяницей». И вот внезапно, лет в тридцать семь – тридцать восемь, он разлепляет глаза поутру и понимает, что вчера надрался в хлам. Потом я задумался: интересно, а какую жизнь может вести такой человек? Наверняка он занимался чем придется, сменил кучу неквалифицированных работ, его отовсюду увольняли, и вот, наконец, он устроился вахтером в хоспис. В хосписе ему самое место: у него ведь есть сияние, он может провожать умирающих. Его там называют «Доктор Сон» и знают, что его пора звать, если кошка зашла к кому-то в палату и села на кровать. Это книжка про человека, которой ездит на автобусе и ест в «Макдоналдсе»; поужинать в «Ред Лобстер» для него – уже праздник. Это не про тех, кому по карману «Сарди».