3. Отмените церемонии «успокоительного конца».

4. Прекратите депортировать осужденных правонарушителей в штрафную колонию на острове Мэн и обеспечьте уже находящимся там людям мирную и благопристойную жизнь.

5. Прекратите обязательное тестирование спермы и обследование здоровых молодых женщин и закройте общественные порномагазины.

«Пять рыб».

Их требования предстали перед ним во всей своей простоте, разумности и безусловной гуманности. Интересно, откуда у него такая уверенность, что их написала Джулиан? И все же ничего хорошего ждать не приходится. Что предлагают «Пять рыб»? Чтобы люди, вооружившись, захватили местные советы или пошли на штурм старого здания министерства иностранных дел? У группы не было ни организации, ни основы для власти, ни денег, не имелось никакого серьезного плана кампании. Самое большее, на что она могла рассчитывать, — это заставить людей думать, спровоцировать недовольство, поощрить мужчин не проходить тесты, а женщин — отказаться от очередного медицинского осмотра. Но что это изменит? Все эти обследования становились все более формальными по мере того, как умирала надежда.

Бумага была дешевой, а послание явно напечатано рукой непрофессионала. По-видимому, где-нибудь в церковном склепе или в удаленной лесной хижине у них спрятан принтер. Но как долго они смогут сохранять тайну, если ГПБ решит выследить их?

Он еще раз перечитал пять требований. Первое вряд ли обеспокоит Ксана. Страна едва ли с одобрением воспримет издержки и потрясения всеобщих выборов, но, если он все же их назначит, его власть будет подтверждена подавляющим большинством голосов независимо от того, хватит ли у кого-нибудь безрассудства выступить против. Тео спросил себя, каких из этих реформ он мог бы добиться, останься он консультантом Ксана. Ответ не вызывал сомнений. Он был бессилен тогда, а «Пять рыб» бессильны сейчас. Не приди год Омеги, люди были бы готовы сражаться и даже страдать за эти цели. Но не приди год Омеги, не было бы и этих проявлений зла. Есть смысл бороться, страдать, возможно, даже умереть за более справедливое, более благородное общество, но не в мире без будущего, где совсем скоро слова «справедливость», «сострадание», «общество», «борьба», «зло» станут эхом в пустом пространстве, которое некому будет услышать. Джулиан говорила, что бороться и страдать стоит даже ради спасения одного «временного жителя» или предотвращения депортации одного-единственного правонарушителя в штрафную колонию на остров Мэн. Но что бы ни сделали «Пять рыб», этого никогда не произойдет. Это не в их власти. Перечитывая пять требований, он чувствовал, как в нем симпатия, которую он вначале испытывал к этим людям, исчезает. Он убеждал себя, что большинство мужчин и женщин, этих людей-мулов, лишенных наследников, все же несут свою ношу печали и сожаления со всей стойкостью, на какую только способны. Взамен они изобретают какие-нибудь удовольствия, потакают своему маленькому личному тщеславию, с достоинством относясь друг к другу и к тем «временным жителям», с которыми им приходится встречаться. По какому такому праву «Пять рыб» стремятся навязать этим лишенным всего стоикам ненужное бремя героической добродетели? Он отнес листовку в уборную и, аккуратно порвав ее на части, спустил в унитаз. Глядя, как обрывки бумаги исчезают в бурлящем водовороте, он на секунду, не больше, пожалел, что не может разделить страсть и глупость, связавшие воедино это жалкое, беззащитное братство.

Суббота, 6 марта 2021 года

Сегодня после завтрака позвонила Хелена и пригласила на чай, а также посмотреть котят Матильды. Пять дней назад она прислала открытку, сообщая об их благополучном рождении, но на вечер по этому случаю рождения не позвала. Интересно, устраивали ли они с Рупертом его вообще или превратили появление котят в развлечение лично для себя, в событие только для них двоих, которое с некоторым запозданием призвано отметить и укрепить их новую жизнь. Даже если так, представляется маловероятным, что они отказали себе в удовольствии выполнить приятную обязанность — позволить друзьям засвидетельствовать чудо возникшей жизни. Как правило, посмотреть на это приглашают самое большее шесть человек, которые восхищаются новорожденными с тщательно выверенного расстояния, чтобы не волновать и не тревожить мать. Если все проходит хорошо, устраивается праздничная трапеза, часто с шампанским. Появление помета обычно омрачено оттенком грусти. Правила, касающиеся плодовитых домашних животных, очень четкие и проводятся в жизнь с неукоснительной строгостью. Теперь Матильду стерилизуют, а Хелене с Рупертом будет разрешено оставить себе из всего помета одну кошечку для улучшения породы. Либо Матильде разрешат еще раз принести котят и все они, кроме одного котенка, будут безболезненно уничтожены.

После звонка Хелены я включил радио, чтобы послушать восьмичасовые новости. Услышав, как в эфире произнесли дату, я впервые осознал, что сегодня исполнился как раз год с тех пор, как она ушла от меня к Руперту. Что ж, наверное, самый подходящий день для первого посещения их гнездышка. Я пишу «гнездышко», а не «дом», поскольку уверен, что именно так Хелена описала бы его, придав заурядному дому в северной части Оксфорда те достоинства, которые она усматривает во взаимной любви и в процедуре мытья посуды вдвоем, в приверженности абсолютной честности и сбалансированному питанию, а также гигиеничному сексу дважды в неделю. Меня все еще волнует секс, и я частенько сожалею о своем неутоленном желании, убеждая себя при этом, что оно как естественно, так и позволительно. В конце концов, теперь Руперт наслаждается или не наслаждается телом, которое я некогда знал почти так же хорошо, как свое собственное. Неудавшийся брак — самое унизительное подтверждение преходящего соблазна плоти. Любящие могут изучить каждую складочку, каждый изгиб или впадинку на теле любимого человека, могут вместе пережить величайший экстаз. Но как мало все это значит, когда любовь или вожделение умирают и мы остаемся с оспариваемой собственностью, счетами адвокатов, печальными остатками содержимого чуланов; когда дом, который некогда выбирали и обставляли с энтузиазмом и надеждой, превращается в тюрьму; когда на лицах застывает выражение раздраженной обиды, а тела, более не вызывающие желания, предстают во всем своем несовершенстве перед бесстрастным и разочарованным взглядом. Интересно, обсуждают ли Хелена с Рупертом то, что происходило между нами в постели. Наверное, обсуждают, ведь, чтобы не говорить об этом, требуются умение владеть собой и деликатность, чего я никогда не замечал в Хелене. В тщательно культивируемой внешней респектабельности Хелены есть некоторая вульгарность, и я могу себе представить, что она нарассказала Руперту. «Тео полагал, что он чудесный любовник, но все это была просто техника. Словно он научился всему этому по секс-руководству. И он никогда не разговаривал со мной, то есть не разговаривал по-настоящему. На моем месте могла быть любая женщина».

Я могу себе представить слова Хелены, потому что знаю, что они справедливы. Я причинил ей больше зла, чем она мне, даже если забыть о том, что я убил ее единственное дитя. Почему я женился на ней? Я женился на ней потому, что она была дочерью мастера колледжа[33]и это льстило моему самолюбию; потому, что она тоже получила степень по истории и я думал, что у нас общие интересы, а также и потому, что находил ее физически привлекательной — и таким образом сумел убедить свое не очень пылкое сердце, что если это и не любовь, то нечто очень близкое к ней и вряд ли мне когда-нибудь выпадет что-то большее. Статус зятя главы колледжа приносил больше раздражения, чем удовольствия (отец Хелены оказался чудовищным человеком, неудивительно, что она не могла дождаться, когда уедет от него); интеллектуальные интересы жены были нулевыми (ее приняли в Оксфорд, потому что она была дочерью руководителя колледжа, и благодаря большой настойчивости, трудолюбию и дорогостоящему обучению она получила три необходимых высших балла, а Оксфорд смог оправдать свой выбор, чего без этого не сумел бы сделать). Сексуальное влечение? Что ж, оно продержалось дольше, хотя и было подвержено действию закона убывающего плодородия, пока не умерло окончательно, после того как я убил Натали. Ничто так не обнажает пустоту рушащегося брака, не оставляя при этом никакой возможности для самообмана, как смерть ребенка.