– Если ты оставишь на дверях табличку, они не постучат, когда принесут завтрак, – заметила Клодия.

– Верно. Лучше повешу потом. – Клодия встала:

– Пойду прогуляюсь по пляжу. Если хочешь, я вернусь через часок и посмотрю, смогу ли помочь тебе с рефератом.

– Ладно.

– Нельзя сказать, что я гений в области английской литературы, – торопливо добавила она, – но можно попытаться.

– О'кей.

Не проявляй слишком большого энтузиазма, Клодия.

Однако, гуляя по пляжу, она порадовалась тому, что у нее есть чем заняться, пусть даже это будет школьный реферат. Сидеть возле бассейна в полном одиночестве было скучно, особенно когда приходится все время поглядывать на часы, чтобы успеть вовремя нырнуть в тень. Вот если бы здесь была Кейт, уж они бы не скучали.

Уж они обсудили бы каждого в пределах видимости, делая самые невероятные предположения относительно их частной жизни. Кейт, например, сказала бы: «Видишь вон того мужчину? Мне кажется, он по вечерам одевается суперменом, привязывает жену к кровати и спрыгивает на нее с гардероба». Клодия взглянула бы на этого мужчину и увидела застенчивого человека средних лет – из тех, которые вечно опасаются, что сделают что-нибудь «не так», и кажутся немного ненормальными.

Чтобы преодолеть какую-то непонятную тревогу, она нырнула в бассейн и в хорошем темпе проплыла двадцать раз от борта до борта. Почувствовав себя лучше она вернулась в комнату Аннушки.

Та наконец оделась. На ней были велосипедные шорты и другая, огромного размера майка. Волосы были влажны после душа, но по крайней мере причесаны.

– Рехнуться можно, – проворчала она, шлепаясь на стул возле письменного стола, заваленного учебниками и листами бумаги. – Кому это надо?

Клодия взяла в руки задание: «Сравнить образы Катерины и Изабеллы и показать, как они влияют на развитие сюжета».

– Я не знаю, с чего начать, – простонала Аннушка. – Я даже не знаю, за что уцепиться в их дурацких характерах!

Клодия придвинула к столу стул.

– Наверное, у вас в школе есть девочки, похожие на Катерину и Изабеллу?

Ашгушка укоризненно взглянула на нее, словно хотела сказать: «Ну, началось!»

– Уверена, что есть. Если бы ты сегодня их встретила, то могла бы сказать, например, что Катерина печальна, а Изабелла – настоящая мерзавка.

После этого дело пошло легче. Полчаса спустя, когда они совместными усилиями написали все, что нужно, Аннушка, искоса поглядывая на Клодию, сказала:

– Ну, давай, спрашивай меня.

– О чем спрашивать?

– О том, о чем тебе до смерти хотелось спросить с тех пор, как ты вошла.

Клодия была бы не прочь задать несколько вопросов, например, часто ли у ее отца возникает «половое влечение» и к кому именно. Она даже представила себе предмет его вожделения: стройную гибкую блондинку с рекламы «БМВ»; обладательницу экзотических высоких скул и не менее экзотического акцента, и сразу же возненавидела ее лютой ненавистью.

– Боюсь, что я тебя не понимаю, – сказала она.

Аннушка положила ручку на стол.

– Тебе до смерти хочется спросить, почему я сегодня занимаюсь, хотя вчера разорвала задания.

Ах, это…

– Я думала об этом. Наверное, он припугнул тебя смертной казнью?

– Хуже.

Клодия лихорадочно соображала, что может быть хуже.

– Пригрозил отправить тебя в какой-нибудь интернат в глуши Шотландии? В такой, где искренне верят, что овсянка по утрам и масса физических упражнений – это все, что требуется девушке?

– Я бы оттуда сбежала.

Ну, в этом я не сомневаюсь.

– Что же в таком случае?

– Он пригрозил, что не позволит мне поехать на Рождество кататься на лыжах!

Ах ты бедняжка.

Клодии вспомнились бледные мордашки детей из Бруин-Вуда, для которых провести несколько дней в Нью-Форресте было все равно что побывать в раю. Однако не Аннушка виновата в том, что ее так избаловали.

– Ты думаешь, он может исполнить угрозу?

– Угу. – Девушка склонилась над листком бумаги, и упавшие волосы совсем скрыли ее лицо.

– Он и раньше угрожал тебе?

– Почти никогда, но я знаю, что на этот раз он говорил серьезно. Кататься на лыжах в Швейцарии я люблю больше всего на свете, и он это знает.

– Ты хочешь сказать, что ездишь туда каждое Рождество? – Аннушка кивнула.

– И каждую Пасху тоже. С тех пор, как стала жить с ним. – Клодии потребовалось несколько секунд, чтобы осмыслить сказанное.

– Что ты имеешь в виду? Разве ты не всегда жила с ним? – Бросив на нее быстрый взгляд, Аннушка пожала плечами.

– Значит, он тебе не рассказал?

– Нет. Он сказал, что твоя мать умерла, когда ты была маленькой, и я предположила…

– Ну конечно. Уверена, что он тебе еще много чего не рассказал.

Кажется, я начинаю понимать это.

– Давно ли ты живешь с ним?

– Три с половиной года. Три с половиной года мы изображаем трогательную маленькую семью в солнечном Южном Кенсингтоне. Любящий отец и ненаглядная маленькая доченька, не считая, конечно, Пирс, этой фрау Железные Панталоны, этого преданного коменданта лагеря.

В жизни Клодии редко бывали случаи, когда она лишалась дара речи, и сейчас был один из них.

– Где ты жила до этого?

– Почему бы тебе не спросить у него?

Когда Аннушка наконец подняла голову, свойственное ей непроницаемое выражение лица, исчезнувшее было за последний час, вернулось вновь.

– Спасибо за то, что помогла мне, но дальше, с твоего позволения, я справлюсь с этим вонючим рефератом самостоятельно.

Оставшуюся часть дня голова Клодии гудела, как пчелиный улей. Ее ничуть не удивило, что Аннушка так резко оборвала разговор. Такого вызывающего поведения следовало ожидать. «Я догадываюсь, что тебе до смерти хочется узнать, поэтому не стану ничего рассказывать».

Ситуация, видимо, была более сложной, чем предполагала Клодия.

– Неудивительно, что он так разозлился на тебя за «благочестивые советы». Ты не знала обо всех обстоятельствах и потому не имела права лезть к нему со своими ханжескими поучениями.

– Согласна, возможно. Но он все равно не должен был вести себя на пляже подобным образом, разжигая меня своими отработанными приемчиками завзятого обольстителя. Он был обязан думать совсем о другом.

– Сказать по правде, тебя в тот момент отнюдь не занимали его мысли, а интересовала совсем другая часть его организма.