— Зачем чудить? — отозвался Гарин. — Нас пятеро. Валим их, и все дела.

— Так надо! — рявкнул Михаил. — Попробуй. Авось пригодится.

Олег скинул рюкзак и достал оттуда завернутый в черную кожу «венец». Развернув артефакт, он чуть помедлил и аккуратно надел его на голову. Кусок кожи он повязал сверху банданой — просто для того, чтобы кольцо не слетело, если придется снова бежать или куда-то прыгать. Прятать артефакт от посторонних глаз было бессмысленно: то, что Гарин надеялся сделать с помощью «венца», скрыть все равно не удалось бы.

Несмотря на то что Бес и Яцек демаскировали свои позиции, зомби продолжали вяло расходиться и не проявляли к противнику никакого интереса. Гарин окинул их взглядом и попытался зафиксировать в памяти сразу всех.

Тоска и беспокойство. Даже не так, всего лишь уныние и тревога: два блеклых переживания, которые со временем становятся пыткой. Как легкий зуд может превратиться в жгучую боль, если терпеть слишком долго. Невыносимо, нечеловечески долго. Тоска вытесняет все: сначала другие чувства, затем другие мысли, а затем и сознание целиком. Вместо души остается отжатая насухо губка.

Олег с удивлением обнаружил, что перед ним не группа безмозглых созданий, а целая сеть. О коллективном разуме речи не было, болваны оставались болванами, но сейчас они выглядели скопищем периферийных устройств, подключенных к одному компьютеру. Сервер находился где — то вне досягаемости, точнее, слишком высоко в иерархии, чтобы Гарин мог осознать его присутствие, но… он сумел нащупать общий канал управления.

Все получилось легко, быстро и как — то интуитивно. Олег наполнил канал радостью открытия: «Выход есть! Выход всегда есть!». Это было похоже на внутренний вопль, выбивающий в темнице запертые двери.

— Вперед, навстречу свету, — негромко сказал Гарин.

Два десятка зомбированных синхронно прижали автоматы к груди так, чтобы ствол упирался в подбородок, и дали залп, слившийся в подобие салюта. Все было кончено за секунду.

Олег развязал платок, снял «венец» и бережно завернул его в кожу. Он не чувствовал ни злости, ни усталости. Только опустошение.

— Неплохо, — оценил Столяров.

— Это у вас «неплохо»? — изумленно пробормотал Яцек. — Это, блин, такое!.. Это… У меня нет слов. Коршун, ты понял? У них «венец»! Коршун, у них «венец», настоящий!

— Но на всю Зону вопить об этом не обязательно, — сказал командир. — Да, ребятки, — он покачал головой, — шоу было на пятерку. Значит, домой, говорите, направлялись? Не думаю, не думаю… Похоже, все только начинается, и вы сюда не за бусами явились.

— Для Припяти такое столпотворение в порядке вещей? — Гарин показал пальцем в центр двора.

— Нет. Чтобы сразу столько в одном месте… Не припомню я подобного. Хотя последнее время они активизировались, но это не та тема, над которой тут принято размышлять. Мы привыкли к тому, что зомбированных нужно отстреливать, и это не очень сложно, если ты находишь их раньше, чем они тебя.

— Здесь, похоже, получилось как-то иначе?

— Во-первых, нереальное количество. И во-вторых, что еще более странно, в одиночку такой толпе противостоять невозможно. Они в любом случае тебя прикончат, просто потому, что их тут сильно до хрена.

— Но ваш Доктор, кажется, оставался жив, пока сам не застрелился?

— Опоздали на какую-то секунду, — мрачно сказал Бес. — Всего на одну секунду!

— Доктор не был психопатом, — заверил Коршун. — Наш друг Саша Геббельс был здравомыслящим человеком. Так что причина-то, конечно, не в нем, а в зомбированных. Что-то в них стало меняться. Может быть, как раз это и не давало покоя Доктору. Он тоже последнее время был сам не свой.

Командир обогнул кусты и медленно приблизился к детской горке. Доктор смотрел в небо, в его глазах застыло отчаяние. Коршун осторожно забрал у покойника «Марту» и выщелкнул из рукоятки пустой магазин.

— Так и есть, отстреливался до последнего, — кивнул он.

— Они не собирались его убивать! — осенило Яцека. — Зомби. Они хотели взять его живьем. Доктор даже не ранен, при том что его окружили полсотни уродов, не меньше. Это невероятно!

— А ну-ка… — Командир присел рядом с Доктором, достал у него из нагрудного кармана КПК и всмотрелся в экран. — Стоит в режиме диктофона. И до сих пор пишет!

Коршун остановил запись и, не задумываясь, включил воспроизведение.

«Я все больше убеждаюсь, что человек был и остается животным. С низкими или высокими инстинктами, с любовью и ненавистью, но животным он остается всегда».

Бес хотел что-то на это ответить, но командир жестом велел ему молчать. В динамике слышался шорох одежды и шаги. Под подошвой треснула сухая ветка.

— Он продолжал записывать все это время, — сказал Коршун. Дыхание участилось — скорее всего Доктор куда-то бежал.

«Вот я попал-то, черт… Вы слышите меня? — Сталкер явно обращался к диктофону. — Сколько их тут… Бо-оже! — Звонкий щелчок затвора и сразу автоматная очередь. Еще одна. Еще. Доктор для того и сунул КПК в нагрудный карман, чтобы освободить руки. — Надеюсь, меня услышат. Если нет… Боюсь, мне уже будет все равно. Но это важно. Я был прав: зомби меняются, прогрессируют, они… в общем, у них как-то более осмысленно все становится. Я в первый раз не придал значения, но потом опять с этим столкнулся».

Доктор надиктовывал и отстреливался одновременно, выкидывая пустые рожки один за другим. Сталкеры, окаменев, слушали последнее послание друга так же, как ребенок пересматривает старый фильм с трагическим финалом и надеется — в двадцатый или в сотый раз обреченно надеется, — что герою все-таки удастся спастись.

«Вот сейчас. Что происходит? — продолжал Доктор. — Такого никогда не было. Уму непостижимо. Они не стреляют в меня! Их чуть ли не полсотни, мне тупо не хватит патронов. Зомби окружили и не стреляют. Будут брать в плен? Зачем я им? Сожрать если только… Зачем я вам, твари?!»

Автомат на записи больше не трещал, у Доктора кончились патроны. Он вырвал чеку и с шумным выдохом бросил в зомбированных гранату, а через короткий промежуток — вторую.

«Вот такие пироги. Искал, искал и доискался. — Доктор внезапно успокоился. Его дыхание еще было прерывистым от недавнего бега, но волнение в голосе пропало. — Последний магазин, поленился взять больше, дурак… Раз, падла! — Последовал громкий хлопок. — Зомби изменились. Начали брать в плен. Два! Три! Возможно, не все. Или не всех… Четыре. Пять, гнида! На еще! Хавай! Восемь. Но это надо учесть, надо менять… Тактику, девять! Менять тактику, вы поняли? Укрупнять группы. Десять. Никаких троек, это опасно. Брать больше боезапаса. Одиннадцать. Плевать, что таскать тяжело. Двенадцать, ага! Но главное, конечно, — зачем им пленные, в чем смысл? Его не видно. Но смысл есть, надо только… Тринадцать. Четырнадцать. Финита, ребята. А как, сука, хочется жить!»

— Пятнадцать, — одними губами произнес Коршун, когда на записи прозвучал последний выстрел.