байка.

— Подожди, подожди, подожди! — плачет Клэр. — Я никогда раньше не ездил на мотоцикле».

— Все будет в порядке, — коротко говорю я. — Я буду за рулем. Просто обними меня за талию, держись крепче и наклоняйся вместе со мной в поворотах.

Я хватаю ее за талию, поднимаю и усаживаю на сиденье, как плаксивого малыша. Затем беру единственный шлем и надеваю ей на голову, заглушая любые дальнейшие протесты.

Сажусь перед ней. Ее руки обвиваются вокруг моей талии, голова поворачивается так, чтобы она смогла прижаться всем телом к моей спине.

Хорошо. С такой хваткой она ни за что не упадет.

— Я отвлеку их, босс, — уверяет Юрий, оставаясь за рулем «Бенца».

— Будь осторожен, — говорю я ему. — Парсонс не валяет дурака.

— Я заметил, — усмехается Юрий.

— Нам следовать за вами, босс? — говорит Царь. Он забирается на заднюю часть байка Римо.

— Нет, — говорю я, удивляя его. — Встретимся на следующей конспиративной квартире через час.

Мы с Клэр выезжаем из конца переулка первыми, резко сворачивая направо. Юрий направляется в противоположном направлении, где копы в любую секунду могут выскочить из-за угла, пытаясь догнать его.

Я чувствую, как кончики пальцев Клэр впиваются в твердые мышцы моего живота, она сжимает меня при каждом наклоне.

Мы с ревом несемся по темным городским улицам, уличные фонари сливаются в сплошной цветной поток.

С каждым поворотом, Клэр боится намного меньше, учась наклоняться вместе с байком, так что мы движемся как одно целое.

Я впечатлен тем, как быстро она все улавливает. Клэр может быть робкой и ее легко напугать, но глубоко внутри у нее есть выдержка. Если я глубоко царапаю ее, сталь просвечивает насквозь.

Медленно ее мертвая хватка ослабевает, и она садится немного выше, оглядываясь по сторонам, пока мы мчимся по городу.

В конце концов, она держится только одной рукой, поднимая стекло на шлеме, чтобы крикнуть мне: — Почему ты не позвал своих людей?»

— Им не понравится, куда мы направляемся, — ворчу я.

— Почему у меня такое чувство, что мне это тоже не понравится? — говорит Клэр.

В этом она права.

Я останавливаю байк перед пабом Магуайров, прямо в сердце Маленького Дублина.

«Магуайр» — это не грязный бар на углу. Это трехэтажное, свежевыкрашенное, сверкающее заведение, отделанное дорогим темным деревом, с туго натянутыми полосатыми навесами и фотографиями знаменитых ирландцев на каждой стене.

Обычно там полно народу, но окна темнеют через час после закрытия. Надпись золотыми буквами на стекле гласит: «Оригинальное заведение в Пустоши, с 1829 года».

Магуайры действительно управляют этим местом уже почти два столетия. С первого взгляда покажется, что старый Киан Магуайр, прадед Рокси, занимавший свою обычную кабинку у окна — более дряхлее, чем дубовый бар, который, как он хвастался, забрал с корпуса корабля, доставившего первых Магуайров в Нью-Йоркскую гавань.

Сегодня не будет ни хвастовства, ни рассказывания историй. Как только я переступаю порог паба вместе с Клэр, Киан резко свистит, и четверо разъяренных ирландцев выбегают из подсобки. Найл Магуайр стоит в середине, его лицо в синяках от нашей последней встречи. Он выглядит таким же надменным и разъяренным, как петух. Рядом с ним Чоппер — питбуль Рокси, который, похоже, не может решить, рычать ли ему вместе со всеми остальными или броситься и лизнуть меня в лицо. Коннор Магуайр замыкает шествие, рукава его рубашки закатаны до локтя, а лицо краснее задницы макаки.

— У тебя, блять, дохрена наглости, парень, — рычит он, как только видит меня.

— Да, — рычу я прямо на него. — И я буду продолжать приходить, пока ты не выковыряешь серу из своих ушей и, блять, не послушаешь меня.

— О, я буду слушать каждое твое слово, — усмехается Коннор. — Когда тебя привяжут к стулу и отпиздят трубой, как ты делал с моим парнишкой. Тогда у нас будет много разговоров.

Двое его головорезов выходят вперед, обходя меня, руки тянутся к пистолетам.

Я толкаю Клэр за спину, грубо и бесцеремонно, прикасаясь к своему собственному «Глоку» в двойных кобурах внутри моей куртки.

— Твой мальчик отлично добрался домой, — говорю я Коннору, не сводя глаз с его людей. — Я отправил его обратно к тебе с едва заметным синяком, даже после того, как он вырвал кусок из моей руки.

Я поворачиваю предплечье к телу, показывая Коннору уродливую рану сбоку на бицепсе.

— Ты думаешь, я бы пришел сюда, если бы убил Рокси? А?

В глазах Коннора вспыхивает сомнение.

Мужчина слева — высокий, долговязый людоед с массивной головой и чересчур длинными бакенбардами — бросается на меня. Я отталкиваю его руки в сторону жестким ударом в локтевой сустав, сдерживаясь, чтобы не треснуть по челюсти для пущей убедительности.

— Полегче! — рявкаю я, а затем Коннору: — У меня есть запись для тебя. Если хочешь выяснить, кто несет ответственность за ее смерть, будешь работать со мной.

Коннор раздумывает, издавая шипящий звук сквозь щель между передними зубами, чтобы сказать своим людям отступить на некоторое время.

Найл помалкивает в стороне. Наблюдает за всем этим обменом репликами, слегка положив руку на голову Чоппера, выражение его лица мрачное и обиженное.

Я вытаскиваю свой телефон из кармана, проигрывая запись, сделанную мной во время допроса курьера.

Его неистовое бормотание и мольбы звучат правдоподобно, он признается во взятке и доставке вина.

— Ну и что? — Коннор сплевывает, не убежденный. — Это мог сказать кто угодно.

— Я была там! — Клэр кричит. — Ребенок был в ужасе. Он говорил правду.

Коннор поворачивается к ней лицом, его голубые глаза настолько выцвели, что кажутся не более чем черными зрачками в море белого цвета.

— Не думай, что я не знаю, кто ты, маленькая мисс, — говорит он своим горьковато-мягким напевом. — Сучка Валенсии, о которой никто не должен знать, но все, блять, знают. Как думаешь, какую услугу оказал бы мне твой отец, если я высажу тебя у его порога, прикованную наручниками к телу твоего похитителя? Какой прекрасный подарок.

— Константин не похищал меня, — лжет Клэр с легкостью, которая меня поражает. — Я с ним добровольно, потому что верю ему. Он не убивал Рокси. Он сбежал из Десмакса и пытается выяснить, кто это сделал.

Она слегка краснеет на последнем предложении, как будто вспоминая, что мы сделали в перерывах между этим делом…

Коннор Магуайр прищуривает глаза, внимательно рассматривая ее.

— И как все это касается тебя? — говорит он, его мелодичность теперь доходит до шипения.

— Не все в Пустоши прогнили до черноты, — говорю я Коннору, перебивая то, чтобы не ответила Клэр. — Она хорошая девочка. Она хочет справедливости.

Я не могу