– Будет, конечно, но у тех, кому есть до этого дело, вряд ли даже мысль возникнет, что уничтожение заводов проводили не талибы-конкуренты, а специальный российско-американский боевой отряд.

– Что еще можешь сказать?

– Главное.

– А до этого ты говорил о второстепенном?

– О важном, – ответил Абдулла, – но не главном. Суть не в том, чтобы уничтожить Гауни, Халтани и их верных охранников-шакалов – на их место придут другие. И не в том, чтобы спасти рабов, как ни кощунственно это звучит. Их тоже можно найти довольно легко. Главное – это уничтожить лабораторию на заводе Гауни и взять живым доктора Вольфа Шнейдера.

– Кто такой доктор Вольф Шнейдер?

– Исчадие ада.

– А если конкретнее?

– Австриец, по профессии химик, прекрасный специалист в своем деле. Он не только руководит процессом переработки опиума-сырца в готовый наркотик – Шнейдер проводит эксперименты по созданию более сильного, нежели героин, наркотика. И использует для этих целей рабов – мужчин, женщин, детей. Недавно он запросил у Гауни эфедру, растение, из которого делается эфедрин. Что-то придумал этот Шнейдер. Гауни говорил, что скоро мы станем обладать таким наркотиком, который будет вызывать у человека непреодолимую и неизлечимую зависимость после первой же инъекции. И убивать его за несколько месяцев. И это уже не просто наркотик, а мощное биологическое оружие. Гауни молчит, но думаю, новый наркотик – это не продукт Шнейдера, кто-то через него решил провести настоящую биологическую интервенцию против среднеазиатских республик и России. А Шнейдер – исполнитель заказа под руководством Агаджи Гауни.

– Этот новый наркотик еще не создан?

– Не знаю, но опыты Шнейдера до сего дня на рабах не проводились.

– А эфедру доставили на заводы?

– Да. Она в ангарах складов.

– Чего же ждет Шнейдер?

– Думаю, отправки наркотиков с героином. Ну а потом придет время работы над очередным наркотиком. Для этого ему потребуются новые рабы. Об их приобретении у нас с Гауни и Халтани разговор еще не заходил, и я смогу затянуть время решения вопроса, но ненадолго. Если Гауни получил секретный заказ от официальных представителей какого-либо государства или государств, то отказаться от его исполнения не сможет.

– Ты считаешь, что заказ мог быть сделан на условиях правительства какого-нибудь государства?

– А разве у России мало врагов?

– Интересный расклад… Надо в таком случае брать живым и Гауни.

– Сделать это будет крайне сложно.

– Посмотрим! Прав был Феофанов, встреча с тобой оказалась весьма интересной и полезной. Есть над чем подумать. Кстати, Крымову или своим начальникам ты сбрасывал информацию о новом наркотике?

– Только Крымову.

– Почему ему, а не своему куратору? – удивился Александр.

– Понимаешь, полковник, – вздохнул Реви, – что-то подсказало мне: не следует информировать куратора Службы внешней разведки о новых разработках доктора Шнейдера. Лучше это сделать представителю Главного управления по борьбе с терроризмом. Я даже здесь наслышан о ваших успехах в противодействии террору. Они впечатляют. Я ответил на твой вопрос?

– Да. Я польщен.

– Ты здесь отработаешь так же, как всегда. И на Кайзабад выводи своих ребят – наших, русских. Конечно, я не имею права влиять на тебя, да и ты не тот человек, на которого можно влиять, но… слишком уж высоки ставки. Я против того, что американцы работают вместе с вами, ничего не имею, однако они могут упустить Шнейдера и Гауни, в лучшем случае убить обоих, а хотя бы доктора, который разрабатывает рецепт нового биологического оружия в виде сильнодействующего наркотика, надо брать живым. Дабы успеть создать средство, нейтрализующее или максимально ослабевающее действие нового наркотика, если не удастся закрыть его выход из лаборатории в Кайзабаде.

– Я понял тебя, Сергей! И обязательно воспользуюсь твоим советом.

– Заводы в Кайзабаде будет брать подчиненная мне группа, – прервал Тимохина Шепель.

– Это хорошо, полковник, – улыбнулся Реви– Ревунов, – а я, чем смогу, помогу вам.

– Себя сбереги!

– Об этом не волнуйся… Вот, поговорил с тобой – как дома побывал.

– Ты еще вернешься домой!

– Вряд ли. У меня и жена, и дети родились здесь. Они другой жизни не знают и не примут ее. А бросить их я не смогу. Они – все, что у меня есть.

– А родители?

– Родители… они далеко, привыкли уже без меня. Им останется память о пропавшем без вести сержанте Сергее Ревунове.

– И все равно, Сережа, при желании можно все изменить.

– Кто знает… Настала пора расстаться. Вам еще до базы добираться, а у меня дела в Кайзабаде. Перед штурмом, если больше не возникнет необходимости в общении, сбрось какой-нибудь сигнал. Чтобы действительно под своих не попасть.

– Обязательно. «Камнепад» пойдет?

– Вполне.

– Но я думаю, мы еще поговорим до штурма.

– Вызывай.

– Удачи тебе, Сергей!

– Да что мне? Это вам удачи! До связи!

Тимохин крепко пожал руку разведчику. Реви-Ревунов сел в «УАЗ», развернул внедорожник и повел его на запад. Александр смотрел вслед. К нему подошел Шепель:

– Чего стоим, командир? Кого ждем? Удался разговор?

– Удался. Удивительный человек этот агент. С восемьдесят второго года у духов. Пережил то, что не всякому дано. Работать здесь, сам понимаешь, это не где-нибудь в Европе или Америке. Добился положения, богатства, создал семью… С крушением Союза вполне мог считать себя свободным ото всех обязательств и реально покинуть страну, да так, что и ФСБ не нашла бы. Но остался, ждал, когда вновь будет нужен Родине…

– Вот и дождался.

– Таким, как этот Реви, памятник при жизни ставить надо.

– Где? Здесь или у нас в России?

– Не ерничай.

– И не думаю. Смотрю, ты находишься под сильным впечатлением от разговора с этим Реви. А не просчитал такой вариант, что агент может вести двойную игру? Работать и на нас, и на талибов?

– Заткнись, Миша! Все бы тебе опошлить.

– А что такого я сказал? Разве подобное невозможно?

– Нет! В случае с этим человеком – нет.

– Я не узнаю тебя, Сань. Что-то ты сентиментальный в последнее время стал.

Тимохин сдвинул брови.

– А почему, собственно, вы, майор, вышли ко мне без команды? Я что приказывал? Находиться на удалении прикрытия встречи, а вы?

– Во! Теперь узнаю прежнего Тимохина. Но замечу: приказ был прикрывать встречу, а она закончилась. Запрета же на выход с позиции после завершения беседы не поступало.