Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Яшка-Цыган смотрел на вещи не так мрачно.
– Чего это повяжет, – спорил он, – какой резон туземцам сдавать братву?
Оказалось, что резон прямой. За информацию о беглеце местным жителям выдавалось хорошее вознаграждение ха́вчиком[41]. Учитывая, что Север – место голодноватое, для многих этот хавчик был как манна небесная.
И хотя бежали не с их острова, а совсем из другого места, Загорский понял, что гайки завинтят всюду, а, значит, ждать больше нельзя.
В тот же день он зашел к Алсуфьеву и велел к вечеру быть готовым. Арсений лишь молча кивнул, как будто речь шла о чем-то совсем незначительном. И снова Загорский не понял, а хочет ли тот вообще бежать и не надумает ли в самый ответственный момент пойти на попятную. Впрочем, это был тот редкий случай, когда лишние размышления могли только помешать делу. Нестор Васильевич решил, что наперед все равно не угадаешь, так что оставалось только надеяться на лучшее.
Со временем для побега Загорскому повезло. Во-первых, в этот вечер давали платное представление, а это значило, что вся почти администрация пойдет в театр. Во-вторых, в сегодняшнем спектакле Загорский не играл, то есть мог совершенно законно отсутствовать на рабочем месте.
По просьбе Нестора Васильевича подполковник Рудый должен был подготовить авиетку к вылету, а вечером под каким-нибудь предлогом вызвать к ангару Коровина. Здесь, по плану, Загорский должен захватить пилота, вместе с Алсуфьевым сесть в аэроплан и, угрожая пилоту ножом, заставить его взлететь.
В плане этом была одна деталь, не дававшая Загорскому покоя. Выходило, что они с Арсением бегут, а Рудого оставляют в лагере.
– Точно ли нельзя бежать вчетвером? – пытал он подполковника.
Тот только головой качал отрицательно. Это «Фарман-Милитэр», он и трех-то с трудом потянет. На колени к пилоту он, Рудый, сесть не сможет, а трое на пассажирском сиденье – это будет полная потеря равновесия.
– Да ты не беспокойся за меня, Нестор Васильевич, – говорил подполковник. – Я уже здесь попривык. Место тихое, сытное, никто меня не трогает. А чем я, калека, буду на воле заниматься? К Маше все равно не поеду, не хочу жизнь ее инвалидной своей судьбиной заедать. Тогда чего – на паперти побираться? Русскому человеку в последние годы чем только не приходилось кормиться, но это, уж ты меня прости, перебор. Так что летите со спокойной душой, и дай вам Бог…
О том, что будет с Рудым после их побега, Загорский старался не думать. Наверняка же начнется расследование. А ну как вскроется, что подполковник им помогал?
– Как же, помилуй, вскроется? – удивлялся Рудый. – Вы же все улетите, а я что – сам на себя клепать буду? Ты мне напоследок только синяк побольше поставь на физиономию – как будто я тебе препятствовал, а ты меня на пол свалил.
Загорский обещал поставить синяк не только большой, но и совершенно безболезненный, чем совершенно успокоил Рудого.
Однако почти с самого начала все пошло не так. Когда стало смеркаться, они с Арсением направились к ангару. Почти сразу Загорский почувствовал, что за ними кто-то следует. Обернувшись, разглядел в сумерках знакомый силуэт и, не удержавшись, тихонько выругался.
– Куприн, – громко сказал Загорский, – какого черта вы тут делаете?
Филер, видя, что обнаружен, подошел к ним. Глядел он, по обыкновению, одновременно дерзко и заискивающе.
– Куда это вы, ваше превосходительство? – спросил он, с подозрением поглядывая на Алсуфьева.
– По делам, – сухо отвечал Нестор Васильевич. – А тебе-то что?
– А то, что есть у меня подозрение, что вы без меня решили сбежать, – сходу выпалил Онисим Сергеевич.
Загорский нахмурился: что за глупости взбрели ему в голову. А вот и не глупости, заспорил филер, никак не глупости. Что это у них за узелки в руках, а?
– Переезжаем в пятую роту, – отвечал Нестор Васильевич. – Там тоже актеры живут.
Но Куприна обмануть было трудно. Что вдруг? И почему вечером, под покровом темноты?
– Потому что днем были заняты, – раздражаясь, отвечал Загорский.
Куприн закрутился, как уж на сковородке, повизгивая от обиды, стал говорить, что его превосходительство обещал, его превосходительство слово давал, а теперь хочет бросить несчастного Куприна. А он-то его превосходительству верил, как отцу родному, на все ради него был готов. А теперь вот, глядите, надуть хотят бедного человека. Как не стыдно, а еще действительный статский советник!
Внезапно подал голос Алсуфьев.
– Что мы с ним лясы точим, – проговорил он без всякого выражения, – давайте просто голову ему отвернем.
– Хорошая мысль, – согласился Загорский и сделал шаг к Куприну.
Тот, повизгивая, как шакал, скрылся в темноте.
– Зря мы его отпустили, – сказал Арсений, – теперь побежит стучать.
– Не успеет, – отвечал Загорский, однако шагу они все-таки прибавили.
Возле ангара было тревожно. Два конвойных, как обычно, охраняли выход, но в воздухе висело какое-то странное напряжение.
– С голыми руками мы мимо них не пройдем, – сказал Арсений.
Нестор Васильевич отвечал, что, во-первых, они не с голыми руками – и показал наган, который еще днем экспроприировал у стрелка-красноармейца: пригодились навыки карманника, которыми должен обладать всякий уважающий себя детектив.
– А во-вторых? – спросил Алсуфьев.
Во-вторых, при правильном планировании оружие им вообще не понадобится.
– И как мы пройдем внутрь? – не унимался Арсений. – Убьем часовых голыми руками?
– Что это вы все – убьем да убьем, – с некоторым раздражением заметил Нестор Васильевич. – Есть разные способы обезвредить человека, не нанеся ему фатального урона.
Они притаились в темноте и некоторое время смотрели, ожидая сигнала, который должен был дать Рудый. Но подполковник почему-то все не появлялся и сигнала никакого не подавал.
– Будьте здесь, – озабоченно сказал Загорский, – а я обойду ангар по периметру. Что-то мне не нравится эта тишина.
Он исчез в темноте. Спустя пару минут где-то с другой стороны ангара раздался истошный крик.
– Тут он! Тут! Лови его, гражданин начальник!
В крике этом Арсений с неудовольствием различил знакомый голос филера. Очевидно, Загорского обнаружили. Что теперь делать – прийти к нему на помощь или, пока не поздно, возвращаться в роту?
Грохнула дверь ангара. Из нее выбежала какая-то растерзанная фигура и закричала во всю мочь:
– Тут засада! Беги, пока можешь, я двигатель сломал!
Выскочившие из ангара стрелки несколько раз ударили его по голове наганами и заволокли обратно.
Если бы Алсуфьев был знаком с подполковником Рудым, он легко бы узнал его красивый насыщенный баритон, теперь срывавшийся на фальцет. Однако и без того было ясно, что план их сорвался. Пора было возвращаться в роту, пока его там не хватились. Вся надежда теперь на то, что пойманный чекистами Нестор Васильевич не сдаст сообщника и примет весь крест страданий на себя.
Арсений осторожно попятился назад, вглубь острова, но внезапно был остановлен какой-то стеной – несокрушимой и монументальной.
– Тихо, – сказала стена голосом Загорского. – Похоже, Куприн нас выдал. Подполковника взяли, наш план сорвался.
– Что делать будем?
Нестор Васильевич думал недолго.
– За мной к Монастырскому причалу!
Под покровом темноты они быстро пошли в сторону моря. Влажная грязь скользила под ногами, налипала на обувь, отягощала каждый шаг.
– Мерзавец Куприн, – говорил Загорский негромко, – собака на сене. Сам не гам, и не другим не дам.
– Вы обещали и его взять с собой? – спросил Алсуфьев.
– Он меня шантажировал, угрожал сдать администрации. Нужно было его как-то успокоить. К счастью, Куприн не знал, что Рудый тоже участвует в заговоре.
Видимо, подполковник обнаружил засаду первым. Поняв, что побег сорван, он вывел из строя мотор аэроплана, а потом попытался предупредить Загорского. В любом случае, бежать им теперь придется морем. Одно хорошо – в поимке беглецов авиация уже участвовать не сможет.
Добравшись до берега моря, они трусцой побежали вдоль него – туда, где стояли катера. Арсений думал, что они попробуют захватить один из них, но Загорский все бежал дальше. Алсуфьев не мог понять, куда он бежит.
– Нам нужен глиссер, – объяснил Нестор Васильевич, – только он может уйти от погони.
Наконец в темноте они различили очертания глиссера – скоростного детища инженера Курчевского.
