Боже! Да почему ж мне так отчаянно не везет в последнее время?!

   – Я спросил, - подбрасывает меня вверх, встряхивая. Так, что мое лицо оказывается вровень с его.

   Желваки играют на лице, и, судя по огню в глазах и сжатым челюстям, он просто разъярен! На пощаду рассчитывать глупо. И нереально…

   - Дда, - неотрывно , как загипнотизированная, смотрю в его глаза, полные ярости.

   Отпираться нет никакого смысла.

   И взгляд опускать не хочу.

   То ли приговор готова сразу в них разглядеть, чтобы не сгорать от страха в догадках. То ли снова характер выстреливает из меня, когда не нужно. Опять вызов бросаю. Даже подбородок вздергиваю.

   А у самой – зуб на зуб не попадает. И вовсе не от холода.

   – Как далеко? – бархат голоса звучит вкрадчиво, почти мягко.

   Но это очень обманчиво. Потому что челюсти сжимаются еще сильнее, а слова он выплескивает сквозь зубы, убивая меня своими чертовыми глазами, в которых уже разыгралась самая безумная буря ярости из всех, которые я когда-либо видела.

   – Как только смогу, - выдыхаю и ненавижу себя за свой задрожавший голос. – Как можно дальше.

   Его губы сжимаются в тонкую нить. Такое ощущение, что прям до боли.

   Из горла вырывается что-то похожее на короткий рев.

   Он так же резко забрасывает меня на плечо, прихлопнув тяжелой рукой по спине, прижав так, что начинают хрустеть ребра, а дышать становится просто невыносимо тяжело!

   Размашистым шагом идет к дому, на этот раз в самому входу.

   И я прямо вижу, как бешено раздуваются сейчас его ноздри.

   А тяжелое дыхание бьет по мне не хуже, чем плетью, затрагивая все нервные окончания.

   Даже хорошо, наверное, что возле его лица сейчас мои ягодицы, а не голова! Лучше мне его не видеть, от одного воздуха, который от со свистом выдыхает сквозь сжатые зубы, уже темнеет в глазах!

   Что он теперь сделает? Такой вот, разъяренный?

   С силой толкает тяжелые кованные ворота, распахивая их настежь.

   Будто из-под земли перед ним тут же появляется один из охранников. Видно мне мало, как ни изворачиваю шею, а все равно очень трудно рассмотреть что-либо из-за огромного плеча.

   И тут же снова хочется сжаться в комок. Даже этот высокий, просто невероятно огромный мужчина выглядит почти пигмеем рядом с Северовым…

   – Влад Александрович… - бодро начинает он.

   – Уволены. Все, - жестко бросает Влад , шагая дальше, даже не останавливаясь.

   Черт! А я-то надеялась хоть на какую-то отсрочку… Он сейчас просто бешено зол! Разговор с его людьми мог бы немного приглушить эту ярость. Но мне, естественно, снова не повезло. Как будто все невезение мира буквально свалилось именно на меня с этого года! Чем я так прогневила саму жизнь? Которая кажется мне сейчас ничем не лучше разъяренного Севера. И совершенно такой же беспощадной!

   Ведь каждый раз, когда я уже решаю, что мне наконец-то выпал счастливый билет, она подбрасывает мне еще большие трудности! Ох, лучше бы я просто тихонько сидела в этом доме!

   Дожидалась бы его хозяина, попыталась бы поговорить!

   Но тогда мне казалось, что хуже, чем быть здесь пленницей, быть уже не может!

   Может! Еще как – может!

   Об этом говорит прижимающая меня к плечу все крепче рука!

   Его порывистое дыхание.

   То, как он с силой пинает ногой входную дверь, заставляя ее загрохотать о стену. 

   Ни на кого больше не глядя, не обращая внимания на едкий дым, заполнивший комнаты, не выясняя даже, что здесь произошло, Север просто тащит меня в ту самую спальню.

   Бросив на ходу единственное слово.

   - Вон!

   Кажется, оно его любимое.

   По крайней мере, его я слышала чаще, чем все остальные.

   – Но… Влад Александрович, - слышится неуверенное. – Тут…

   - Все вон, что здесь неясного?

   Теперь он уже рявкает, даже не пытаясь хотя бы выглядеть сдержанным.

   Ой, мамочки….

   Оказаться с ним вот таким запертой в доме, вдвоем, - хуже, чем в клетку с опасным хищником зайти и еще замок за собой закрыть…

   Дверь спальни захлопывается с таким же грохотом, с ноги. Даже с большим, - мне кажется, что она сейчас, вместо того, чтобы захлопнуться, просто разлетится в щепки.

   Север резко сбрасывает меня с себя, так, что мне с трудом удается удержаться на предательски дрожащих ногах. 

   Впечатываюсь в стену, желаю только одного, - вжаться в нее полностью.

   А он нависает.

   Прижимает меня к ней еще сильнее своим невозможно огромным, каменно твердым телом.

   Чувствую его ярость, его слишком тяжелое дыхание с вырывающимися из него легкими хрипами.

   Хочется зажмуриться. Вжать голову в плечи и испариться.

   Неимоверным усилием воли я все же заставляю себя поднять голову и посмотреть ему прямо в полыхающие яростью глаза.

   – Блядь, - вырывается хрипом из его губ.

   И тут же тяжелый кулак с грохотом впечатывается в стену прямо у моей головы.

   - Ты что творишь, пигалица? – Что устроила? Тебе совсем жить надоело?

   - У нас был договор, - он глубоко вдыхает, будто этим вдохом усмиряет собственную ярость.

   Голос становится более спокойным, в него снова добавляются те самые бархатные нотки, от которых невольно коленки сами начинают дрожать. Но он звучит слишком вкрадчиво. И я прекрасно слышу даже сквозь одежду, как бешено колотится сейчас его сердце. Каждый его удар будто отбивается физически, бьет прямо в мои ребра. Эта вкрадчивость опаснее крика. Однозначно понятно.

   – Ты заключила его по собственному выбору.

   Успеваю только судорожно сглотнуть. Из горла вырывается тихий жалкий писк, потому что его рука тут же оказывается на моей груди, скользнув под одежду.

   – Ты знаешь, что бывает с теми, кто нарушает договор?

   Пальцы сжимают мой сосок, выкручивают его вверх, и мое тело снова выходит из-под моего контроля, мгновенно реагируя, тут же опаляя меня насквозь жаром. Волна, полыхающая, пронзающая меня, как током, спиралью раскручивается внизу живота.

   Не смотреть. Не смотреть бы еще в его глаза!

   Но не могу оторваться! Он снова будто загипнотизировал меня, в одно мгновение полностью подчинил своей власти.

   Даже голову повернуть не могу.