Голос Джонни был тих и очень далек:

– Эш!

– Да, Джонни! – встрепенулся Саттон.

– Двигатели, Эш. Иди к двигателям.

Саттон выбрался из кресла пилота. Ноги подкашивались.

Он плохо видел… Очертания предметов расплывались. Ноги словно налились свинцом.

Он споткнулся и упал.

Шок, подумал он. Смертельный шок. От кровопотери, от сознания того, что я прострелен насквозь…

Но ведь какая-то сила воскресила меня, ее хватило на то, чтобы убить двоих… Месть?..

Но эта сила ушла, и теперь его могли поднять на ноги только разум и воля.

Он поднялся на четвереньки и пополз. Остановился, отдохнул… прополз еще несколько футов… Голова кружилась. По полу протянулся кроваво-слизистый след.

Саттон нащупал порог двери моторного отсека, дотянулся до ручки, со всей мочи дернул ее вниз, но пальцы только скользнули по гладкому металлу, и он рухнул на пол.

Долго-долго лежал он, не шевелясь, потом попытался еще раз, и ручка поддалась, он опять упал, но уже на пороге распахнутой двери…

Казалось, прошла вечностью когда, наконец, он с большим трудом встал на четвереньки и пополз вперед, медленно-медленно, дюйм за дюймом…

Когда Саттон очнулся, кругом была темнота. Темнота и неизвестность. Неизвестность и… удивление.

Он лежал на гладкой и твердой поверхности, над головой нависал металлический козырек, рядом что-то ревело и ворчало, одной рукой Саттон обнимал эту ворчащую штуку. Он понял, что так и спал, обняв ее, прижавшись к ней, как ребенок прижимается к любимому плюшевому мишке.

Сколько прошло времени? Где он находится? Опять воскрес?

Глаза постепенно привыкали к темноте, и он различил на полу темную дорожку, протянувшуюся через порог в соседнее помещение. Он лежал и думал о том, кто бы это мог так наследить и куда этот кто-то подевался. Может быть, думал он, этот кто-то все еще здесь, и опасен.

Но довольно скоро он понял, что никого нет, он – один; ощутил вибрацию двигателя… Ага! Вот он и назвал эту штуку своим именем! Теперь понятно, что это такое. Название пришло чуть раньше, чем понимание, что было несколько странно.

Итак, рядом с ним двигатель, он лежит на полу, а над головой потолок, стало быть – крыша.

Тесновато, подумал он. Двигатели… Дверь, ведущая… Куда?

Корабль! Вот что это. Он на корабле. Так. Ну, а этот кровавый след на полу?

Сначала он решил, что какое-то немыслимое существо здесь проползло, оставив за собой след собственной слизи, но потом вспомнил… Это он сам полз, полз к двигателям.

Саттон лежал неподвижно, вспоминал, и ему стало интересно проверить, на самом ли деле он жив. Он поднял руку, прикоснулся к груди. Рубашка продырявлена, обожжена, ткань рассыпалась под пальцами, но грудная клетка была цела, кожа гладкая. Никаких тебе дыр.

Значит, это возможно, подумал он. Все подтвердилось – мой организм впитывает энергию звезд. Получив первый импульс от астероида, он восстановился, а сил набрался от двигателя. Двигатель был ближе, чем звезды, поэтому Джонни и подсказал, что нужно идти к нему. Я приполз сюда, этот жуткий мертвенный след – мой. Спал, обнявшись с реактором. И мое удивительное тело – этот удивительный потребитель энергии – зарядилось от него, от раскаленных камер реактора.

Я снова цел и невредим.

У меня опять есть тело, в нем течет кровь, я могу дышать. Могу вернуться на Землю.

Он поспешил прочь из машинного отделения.

Призрачный свет далеких звезд озарял кабину, рассеиваясь по стенам, как алмазная пыль. На полу распростерлись два тела – одно посередине кабины, другое в углу.

Какое-то мгновение Саттон соображал, откуда они здесь. Его человеческая сущность содрогнулась при виде черных безжизненных тел, но другая половина – холодное, жесткое ядро – бесстрастно взирала на чужую смерть.

Он тихо подошел, опустился на колени. Вроде Кейз, подумал он. Кейз был высокий и худой. Переворачивать труп и разглядывать лицо не хотелось.

Саттон обыскал убитого. Вещей в карманах было немного, и он быстро нашел, что искал.

Не поднимаясь с колен, он открыл книгу на титульной странице. Все то же самое, только внизу тоненькая строчка:

Вот оно что. Вот что означает слово, которое он никак не мог понять: ревизионисты.

Перед ним лежала его книга, его исправленная книга, и те, кто издал ее, назывались ревизионистами. А другие? Саттон размышлял, перебирая названия. Как могли называться другие? Фундаменталисты? Ортодоксы? Неважно.

Дальше шли две чистые страницы, и начинался текст.

Внизу страницы была сноска:

Саттон быстро перелистал книгу. Больше половины текста было снабжено пространным комментарием. На некоторых страницах так вообще – всего-навсего две-три строчки текста, а остальное место занимали пространные сноски.

Он захлопнул книгу и до боли в руках сжал ее.

Господи! Не человеческая жизнь, нет, не только… Все формы жизни, конечно… Все живое!

Все перевернули. Переврали, стервецы!

Начинать войну, чтобы переписать книгу! Чтобы все переиначить по-своему. Они строили планы, дрались и убивали, чтобы великий покров Судьбы простерся исключительно над человечеством, чтобы эта раса самых жестоких хищников, каких когда-либо порождала природа, присвоила себе то, что принадлежало не только ей одной, а каждому живому существу…