Стелла не поняла шутки, и Би поразилась полному отсутствию чувства юмора у дочери. Должно быть, господь все силы вложил в ее внешность.

– Где он рос, кто были его приемные родители?

– В Эссексе, можешь себе представить? Родители, как он рассказывает, ужасные. Нудные, как воскресенье в Рочдейле.

– Ну, хотя бы добрые?

– На свой скучный манер. Но он всегда чувствовал себя чужим.

– Ужас! – Би задумалась о трагедии красивого молодого человека, которому на роду было написано расти в ее семье, в атмосфере любви и неординарности. Только могла ли ее семья дать эту любовь? И она, и Стелла больше, чем семейной жизни и домашнего очага, жаждали сцены. Может быть, на самом деле Джозефу было лучше с нудными родителями в Эссексе?

Какой чудесный день! Такие дни дарит только английское лето и только за городом. Свежий воздух под ярким синим небом, еще зеленая трава, не выжженная до бурого цвета, какой она бывает в августе; редкие красные яблоки зреют над головой, вяхирь воркует на ветке: «Куу-кууу-кууу».

Обычно спокойная Би вдруг разволновалась: ее семья разом увеличилась на трех человек!

– А что ты ему сказала, – она пристально вгляделась в прекрасное лицо дочери или, точнее, в то, что могла разглядеть под шляпой и темными очками, – когда он спросил, почему ты это сделала?

– Откуда ты знаешь, что он об этом спрашивал?

– Конечно, спрашивал, а если нет, то обязательно спросит. Что еще может интересовать ребенка, отверженного и покинутого единственным человеком, которому его положено по-настоящему любить?

– Мам, давай не будем ворошить.

– Но это правда, Аманда. – Неожиданно прозвучавшее ее настоящее имя заставило Стеллу вздрогнуть. За двадцать пять лет мать впервые обратилась к ней так. – Ты же знаешь, что рано или поздно тебе придется взглянуть правде в глаза.

– Я и так смотрю правде в глаза.

– Да? Так что ты ему сказала?

– Что я не могла позволить себе ребенка, но никогда не переставала его любить. Показала ему носочек, который у меня сохранился. Я хотела, чтобы он понял, что я всегда о нем помнила.

Би взяла ее за руку.

– А ты думаешь, он тебе поверил?

– Да. – Стелла кивнула. – Думаю, что да. Особенно после того, как я отдала ему письма.

Би подняла брови:

– Какие письма?

– Те, что я писала ему каждый год на день рождения и хранила на случай, если он меня найдет.

– Дорогая, это же замечательно! – Би сглотнула слезы, чувствуя себя виноватой оттого, что так недооценивала чувства дочери. – Я и не знала, что ты их пишешь.

Стелла отвела взгляд, боясь, что мать догадается. Она знала, что Джозефу понадобится какое-то конкретное доказательство, что о нем помнили, и ей надо было только дать ему это доказательство. Так накануне визита новообретенного сына родились эти двадцать пять писем. Она потратила на это целый вечер и часть ночи. И сработало. Он так расчувствовался!

– Господи, мама! – К ней вернулась эдипова улыбка. – Не могу тебе передать, какой он милый! Высокий, обаятельный, застенчивый. Жду не дождусь, когда представлю его в обществе. Мой замечательный взрослый сын!

В голове у Беатрис зазвенели тревожные колокольчики, негромко, но настойчиво:

– Будь осторожна, дорогая. Не все способны понять мотивы, побудившие тебя отказаться от Джозефа.

И Джозеф будет в их числе, мысленно добавила она. Конечно, в том случае, если всплывет правда. Остается молиться, чтобы этого не произошло.

Молли, как чаще всего бывало, проснулась первой и прислушалась к тишине раннего утра. Эдди мирно спал, и дом, обычно звенящий его голосом, был погружен в тишину. Самый мирный звук на земле! Казалось, эта тишина отдается эхом.

С минуту она смотрела на спящего Джо. Густые ресницы двумя темными дугами окаймляли веки. С его внешностью он вполне мог бы быть манекенщиком или кинозвездой. «Как его мать», – подумалось ей. Мысль эта слегка вспугнула безмятежность атмосферы в комнате. Молли хотела осторожно смахнуть белую крошку в уголке его глаза, но раздумала и удовольствовалась тем, что продолжала смотреть на него. Для нее он был слишком хорош собой, но чудесным образом выбрал именно ее.

Молли потянулась и улыбнулась сама себе. Пусть у них квартирка маленькая и похожая на коробку, но в ней есть своя прелесть. И пусть денег у них немного, но на жизнь хватает. А теперь, когда они отыскали родную мать Джо, да еще оказалось, что она жаждет с ним поближе познакомиться, дела и вовсе пойдут на лад.

Она выскользнула из-под одеяла и пошла на кухню заваривать чай. Через несколько минут на подносе стоял белый фарфоровый чайник, молочник и две белые кружки. Молли любила экзотические сочетания цветов в интерьере, но предпочитала, чтобы какие-то вещи были простыми.

Она услышала, как за дверью упала на коврик пачка корреспонденции. Обычно почтальон оставлял почту в подъезде внизу. Должно быть, сегодня кто-то из соседей позаботился. В пачке оказалось несколько рекламных проспектов, счет и надписанный от руки конверт, адресованный Джо. Молли положила его на поднос и внесла все вместе в спальню.

Джо открыл глаза и лениво улыбнулся.

– Что, пора вставать?

– Еще есть немного времени. Я рано проснулась.

– А львенок еще спит? – Он кивнул в сторону детской. – У нас есть шанс…

Молли отставила поднос в сторону и со смехом стянула с себя футболку, представ перед мужем в одних трусиках.

– Иди сюда! – приказал он, пожирая ее глазами, как самое аппетитное пирожное.

Как многие молодые родители, они не теряли времени даром. Никогда не знаешь, сколько тебе отпущено. Если всего пять минут – надо и их использовать с максимальной отдачей. На сей раз это оказались самые великолепные пять минут в жизни Молли.

Когда все закончилось, она налила чай в чашки и протянула Джо письмо:

– Это тебе.

– От Стеллы, – пояснил он.

– Я догадалась. У тебя таких двадцать пять штук.

– Приглашает на ленч. В «Ритц».

– А она что, не знает, что ты работаешь? – Молли старалась не выказать своего раздражения. Что еще за вызов во дворец? А о ней никто даже не вспоминает!

– Ну, у нас же есть перерыв, при всей суматохе.

– Да, только ты работаешь у черта на куличках. Для нее жизнь, наверное, сплошной мюзикл. – Молли не удержалась от язвительной нотки.

– Ты несправедлива.

– Да, пожалуй. – Молли взяла себя в руки. – Пойдешь?

– Еще бы! Скажу Грэхаму, кто меня пригласил. Он так расчувствуется, что даст мне отгул. Помнишь, как он облизывал этого задрипанного диджея, который заявился на открытие нашего нового отдела?