Клэр, сгорая от неловкости, потянулась к сумочке.

– Ладно, ребята, мне пора. Я как раз вспомнила, что забыла покормить кота.

– У тебя нет кота.

– Ну, ты меня понимаешь. Я тут лишняя. Вам лучше разобраться наедине, а мне – исчезнуть.

Молли подняла Эдди и протянула подруге, почти как талисман, способный помочь ей преодолеть бурное море. Ее радостное возбуждение от близости Джо куда-то испарилось. Опять она наломала дров, дура бестактная.

Клэр, сгорбившись от неловкости, дошла до середины прихожей, когда раздался звонок. На секунду все трое окаменели. Наконец Молли отважилась снять трубку. Она держала ее на вытянутой руке, пытаясь отнять у Эдди провод, который он вознамерился пожевать.

Глаза ее метнулись к мужу.

– Джо, тебя. Мне кажется, это она.

– Алло, это Джозеф Мередит?

Джо зажмурился, охваченный паникой. Это действительно была Стелла Милтон! Такой чужой и такой знакомый голос! Это в самом деле была она.

– Да, – отозвался он, стараясь, чтобы голос предательски не дрожал. Он не мог придумать, что говорить дальше. Даже самые очевидные вещи не шли на ум. Похоже, и впрямь нашлась его родная мать, которую он даже в мыслях не смел себе представить. И это превратило его в испуганного школяра.

Готовая все отдать, лишь бы остаться, Клэр все же тихонько выскользнула за дверь. Такие минуты лучше ни с кем не делить, даже с самым близким другом. Но, уже держась за ручку двери, она вдруг услышала очень странный звук. В комнате эхом отдалось отчетливое рыдание, исполненное животной боли. Сначала Клэр подумала, что это Джо, но он был спокоен и собран. Значит, была включена громкая связь, и рыдала Стелла.

Джо совсем растерялся, и тут на помощь пришел другой, теплый и приветливый голос намного более старшей женщины:

– Алло, это Беатрис Мэннерз. Я мама Стеллы. Стелла немного переживает.

Осознание того, что его собственная мать плачет – неважно, из жалости к себе самой, или к нему, или просто от шока, – включило эмоции у самого Джо. Теперь он испытывал не гнев, к которому был внутренне готов, а неожиданное покровительственное чувство.

– Знаете, скажите ей, что я прошу прощения. Нам, наверное, не следовало этого делать. Нехорошо так – как снег на голову.

– Ну, в жизни редко бывает так, как нам хочется, правда, Джозеф? Для Стеллы это потрясение, но нельзя сказать, что неожиданность. – Джо был симпатичен этот голос на том конце провода. Он вдруг сделал для себя открытие: это же его бабушка! – Хотите с ней еще поговорить? Ей стало получше.

– Да, пожалуйста.

– Джозеф, – теперь в голосе на том конце было волевое спокойствие, твердость, достигнутая победой над эмоциями, – мне так жаль!

– Не беспокойтесь. Для вас это, конечно, настоящий шок. Я и сам был потрясен, когда узнал, кто вы такая.

Стелла рассмеялась. Изысканный, хрипловатый смех.

– Могу себе представить! Так когда мы увидимся?

Джо почувствовал, как у него пересыхает в горле. Застрявший в гортани ком мешал говорить. Все последние дни и недели он готовил себя к разочарованию и отказу, и произнесенное бодрым голосом приглашение стало для него полной неожиданностью.

Наконец он выдавил из себя ответ:

– Конечно, я буду очень рад познакомиться. – Он судорожно соображал, что ему предложить. – Может, на будущей неделе?

– На будущей неделе? – Стелла была разочарована. – Я думала, может, завтра?

– Хорошо. Пусть будет завтра. – В его голосе промелькнул страх. – А куда, вы думаете, нам пойти?

– А не мог бы ты прийти ко мне домой? Это в Ковент-Гарден. Если, конечно, не возражаешь.

Би из кухни, куда она деликатно удалилась, прислушивалась к разговору. Ей казалось, что Стелла изменила своей обычной повелительной манере.

– Нет, почему, вполне подходит.

– В час. Устроит?

– Отлично. – Джо все еще был в шоке. – Тогда до встречи.

– Погоди, – рассмеялась Стелла. Шарм соблазнительницы вновь возвращался к ней. – Ты же не спросил адрес! Дом 64, улица Олд-Флауэр-маркет. Верхний этаж.

– Тогда до завтра. – Джо собрался положить трубку, но в этот момент подал голос Эдди. Он до сих пор мирно спал на красном диване, куда его пристроила Молли, подперев подушкой, чтобы не упал. Он словно опять почувствовал, что нечто жизненно важное происходит помимо него, и громогласно завопил.

– Что это? – удивилась Стелла. – Дикий зверь?

– В каком-то смысле. Это Эдди, наш ребенок. Ему около полугода.

– Боже! – Если про голос можно сказать «побледнел», то это был тот самый случай. – До свидания, Джозеф. Завтра жду.

– Мне кажется, – Молли взяла Эдди на руки, чтобы покачать, – что Стелла только сейчас поняла, что она уже бабушка.

Би сидела в любимом кресле с высокой спинкой, стараясь не вмешиваться в этот необычайный разговор, но и не пропустить единого слова.

– Что случилось? – спросила она у пораженной дочери. – Ты так выглядишь, словно тебе явилось привидение.

– Там еще и малыш. Ты мне про малыша не говорила!

– Не говорила. – Би поднялась и подтолкнула Стеллу к креслу. – Ты же знаешь мой принцип? Не больше одного потрясения за раз. Она была с ним, когда в первый раз приезжала. Дивный карапуз! Я его немножко даже понянчила. Бедная его мамочка, наверное, решила, что я какая-то маньячка, ворующая чужих детей, но я не могла удержаться. На тебя похож.

– Но это значит, я – бабушка! – Стелла произнесла это таким голосом, будто только что узнала о своей неизлечимой болезни. – Я тут гоняюсь за ролью, которая уходит двадцатипятилетней девчонке, а на самом деле я бабушка, черт меня возьми!

– А ты, – озорным голосом посоветовала Би, – лучше думай о том, сколько ты теперь можешь выиграть замечательных конкурсов бабушек!

– Замолчи сейчас же, старая мышь! – в ужасе взвизгнула Стелла, бросаясь в нее подушкой. – Налей-ка мне лучше водки. Двойную!

Шагая по главной улице Пэкхама, Клэр пропускала мимо поток такси, размышляя над самой неразрешимой дилеммой из всех, с какими ей приходилось сталкиваться. Она по уши в долгах, на грани увольнения, и ей в руки попадает самый невероятный сюжет, воспользоваться которым она не может.

Она чувствовала себя как герой фильма «Чарли на кондитерской фабрике» – маленький сладкоежка, оставленный без присмотра среди гор сладостей, но в глубине души понимающий, что любой кусочек будет для него погибелью.

Хуже всего то, что, какую линию поведения ни избери, она все равно отразится на отношениях с друзьями. Ей придется вообще отказаться от всякого общения с Молли и Джо, если журналистское нутро возьмет над ней верх. Другой вариант – продолжать общаться, но под таким психологическим прессом, что для всех это общение станет противоестественным. Садясь наконец в такси, чтобы вновь вернуться к дорогостоящей цивилизованной жизни, она поняла, что у нее не хватит мужества притворяться, будто все это не имеет для нее никакого значения. Это был такой сюжет, за который она готова была бы убить, и при этом она единственный во всем Лондоне журналист, которому он стал известен.