Да, мимо Билкинса никто не проскочит. Странно, что я не встретила его, когда выходила из театра. Я быстро побежала вверх по лестнице, надеясь, что девушки еще не ушли и я смогу забрать шляпку. Постучала — никто не ответил. Нет, ну бывает же невезение? Дернула ручку на себя. Дверь со скрипом поддалась, и я шагнула в комнату. Здесь все так же горел свет. Вот только никого из актрис не было — наверное, пошли на репетицию или… Что «или», я додумать не успела, потому что увидела ножку, обутую в желтую туфельку, торчавшую из-за диванчика, на котором совсем недавно сидела. Стало тяжело дышать. Я хватала ртом воздух, пытаясь не грохнуться в обморок во второй раз за день. Аккуратно взяла свою шляпку, которая терпеливо меня дожидалась, и все-таки сделала решительный шаг вперед.

Дина лежала на боку, и в том, что девушка мертва, не осталось никаких сомнений. Ее желтое платье багровело от крови, а глаза невидяще уставились в пустоту. Какой ужас! Ведь мы разговаривали всего полчаса назад. Надо выбираться! Срочно! Но для начала заставила себя направить фотоаппарат на тело девушки и скомандовала:

— Пли.

Сделала еще несколько фотографий и двинулась к выходу. Выглянула за дверь — никого. По лестнице бежала так, что едва не споткнулась зацепив подол платья.

— Нашла? — спросил Билкинс, завидев меня.

— А? — переспросила растерянно. — Да, нашла, вот.

Показала ему шляпку.

— Вот и умница.

— Спасибо, лиан Билкинс. — Изобразила на лице улыбку, но старик только махнул рукой:

— Правильно ты сделала, дочка. В нашем театре нечего ловить. А вот кавалер у тебя — ничего так. Сразу видно, не простого рода. Держись за него крепче. — И подмигнул.

— Буду, — пообещала лиану Билкинсу, потому что хотела только одного — как можно скорее увидеть Мика. — Еще раз спасибо! До встречи.

И выскочила за дверь. Мик ждал меня там. В отличие от Билкинса, он сразу заметил: что-то не так. Это явственно читалось в его взгляде. Вот только вопросов задавать не стал, а вместо этого предложил мне руку и повел прочь от театра. Меня душили слезы. Парочка все-таки скатилась по щекам.

— Что стряслось? — спросил Мик. — На тебе лица нет.

Видимо, посчитал, что мои слезы — это допуск к разговору.

— В гримерной лежит труп, — сквозь всхлипы пробормотала я. — Я разговаривала с этой девушкой, Диной. А теперь она мертва!

— Что? — Мик резко остановился. — Как?

— Не знаю. Я сделала фото. Ничего не понимаю!

Слезы градом покатились по щекам. Мик сначала растерянно замер, а потом привлек меня к себе и погладил по голове:

— Ну, тише, тише. Не плачь, Ненси. Увы, в нашей профессии бывает всякое, и не всегда смерть проходит стороной. Вот поэтому Гил и не хочет, чтобы ты совала нос в театр — там опасно. Он всего лишь старается тебя защитить. Идем в «Утку», скоро здесь будет полно сыщиков.

Я ускорила шаг, мечтая оказаться как можно дальше от жуткого театра, где кто-то убивает девушек. Приказала себе не плакать — Гил сразу заметит, что глаза красные, от него ничего не спрячешь. Но на сердце лежал камень. Я должна! Должна понять, кто убивает девушек в театре и зачем, иначе эта гибель будет не последней. Покосилась на Мика.

— Слушай, — прикоснулась к его рукаву, — а ты… ты ведь ничего не скажешь Гилу?

— Нет, — вздохнул он. — Не хочу, чтобы тебя выставили за дверь.

— Спасибо.

Главное, самой не проговориться, и… Я снова покосилась на Мика. Гил, конечно, кремень, но, может, попытаться уговорить Мика дать мне шанс? Все-таки у меня есть ценные фотографии, которые ему нужны. И кажется, наш убийца связан с театром. А значит, это вполне может быть сын директора театра. Не так уж я и бесполезна!

Слезы все равно катились по щекам, поэтому, когда мы вернулись в «Утку», я постаралась как можно скорее проскользнуть мимо комнаты Гила к себе. Мик забрал у меня шляпку и поднялся в редакцию — просматривать фотографии, а я кралась по коридору, надеясь не встретить начальника. Впрочем, маневр не удался — дверь напротив открылась.

— Ненси, ты что-то долго, — донесся голос Гила.

— К тетке ходила, — ответила, не оборачиваясь.

— Так-так. — Гил заставил меня обернуться. — Похоже, поговорили по душам?

— Не то слово, — вздохнула я. — Мы не сильно ладим. Да и она мне не тетка, а так, седьмая вода… Но иногда все равно обидно.

— Понимаю, — кивнул Гилберт. — Идем-ка на кухню, я заварил чай. Лита принесла с задания отличный сбор. Говорит, успокаивает нервы.

Вот как так получается? Что чужие люди заботятся о тебе больше, чем родные. Здесь, в «Утке», я будто снова почувствовала себя дома с семьей. И пять минут спустя сидела с огромной чашкой отвара и вдыхала волшебный аромат мяты и мелиссы. Гил сидел напротив и просто молчал. Зато мне становилось легче от его немого присутствия. Иногда это так важно — чтобы кто-то просто находился рядом. Когда Гил заметил, что я перестала тихо всхлипывать, то заговорил:

— И что же вы не поделили с тетушкой?

— Да так, старые дрязги. — Заставила себя улыбнуться.

— Бывает… Знаешь, мне даже иногда не хватает таких вот старых дрязг.

— Но у тебя же есть родственники, — вспомнила, что Гил представил мне в театре своего кузена.

— Есть, только… Иногда я спрашиваю себя, как бы сложилась моя жизнь, если бы родители были живы. И понимаю, что в ней бы точно не было многих моментов, о которых я предпочел бы забыть. И не было бы «Утки». Но я, наверное, и не жалел бы. Это сейчас мне будет жаль, если с моим детищем что-то случится.

— Гил, а… что случилось с твоей семьей? — рискнула я. — Извини, если лезу не в свое дело, но…

— Ничего страшного, — перебил меня Гилберт. — Понимаю, тебе любопытно.

Не то чтобы любопытно. Скорее, я просто хотела лучше его понять, потому что давно поняла — в «Утке» случайных людей нет. Думала, что Гил не ответит, но он сказал:

— На отца написали ложный донос. Его арестовали, имущество конфисковали. Он так и умер в тюрьме, а мать сошла с ума. Мы с ней скитались какое-то время, а потом она попала в лечебницу для душевнобольных. Лучше ей так и не стало.

— Мне жаль. — Я пожалела, что спросила.

— Не стоит, — грустно улыбнулся Гил. — Это было давно, Ненси, и я с этим справился. Сейчас прошлое кажется подернутым густой дымкой. Будто и не было ничего. И у меня, как ты и сказала, есть родственники. Я рос в семье кузена. Точнее, Энджей мне не кузен, конечно, но я привык так его называть. Когда мне исполнилось восемнадцать, задумался, чем же хочу заниматься. И вскоре появилась «Утка». Не сразу как газета, конечно. Сначала — больше как клуб по интересам. А потом Мик дал денег на расширение с условием, что я разрешу ему работать здесь. Для него это отдушина. Для меня тоже. Потом к нам присоединился Эл и наконец Лита. Так и работаем.