Вечерний воздух пах холодным обещанием снега. Теперь они продвинулись далеко на север: деревья здесь были тоньше, а почва – скупая и каменистая. Не было видно никаких следов города, не доносились и звуки придорожного рынка. Уилл решил, что остановка слишком коротка или же в Кирктоне недостаточно жителей.

Бок о бок с Марен Уилл следовал за мистером Дорианом, стараясь не выказывать торопливости. Они один за другим миновали товарные вагоны. Даже рядом с мистером Бопри Уилл боялся, что в любую секунду их мог перехватить Броган со своей бандой.

Мальчик сомневался, что его действительно было не узнать. Форма его лица оставалась такой же, глаза были того же цвета. Но люди, должно быть, не присматривались к деталям. Как сказал бы мистер Дориан, наши глаза легко обманывают нас.

Тем не менее Уилл был почти уверен, что некоторые кондуктора разглядывали его, когда он проходил мимо. Возможно, им просто были любопытны все циркачи. В конце концов, не могли ведь все кондуктора работать на Брогана! Впрочем, судя по команде, вломившейся в цирковые вагоны, их было предостаточно, и Уилл не знал, каким образом он мог отличить честного человека от преступника.

Но не только маскарад беспокоил его. Он боялся забыть, что обязан был молчать, когда вокруг находились люди, то есть практически постоянно. Он был от природы неразговорчив, так что с этим заданием справиться ему, возможно, было даже легче, чем он ожидал. Но рядом с Марен он терял застенчивость, и это было одной из причин, по которой девушка ему так нравилась.

По дороге мистер Бопри радостно выкрикивал названия разных деревьев и сидевших на их ветвях птиц. Какой-то кондуктор похабно свистнул Марен с крыши вагона для скота.

– Ты мне посвисти еще, наглая тварь! – проревел мистер Бопри.

Кондуктор, поморщившись, скрылся из виду. Марен не выглядела оскорбленной, и Уилл понял, что подобное внимание, должно быть, уже было ей не в новинку. Он впервые осознал, насколько груб такой мир был для девочки – да еще и без родителей. Хорошо, что у нее были братья, но в следующие несколько дней рядом с ней были только мистер Дориан да он сам – а это слабая защита от грубиянов на железной дороге.

Уилл оглянулся на девушку. Она, несомненно, могла за себя постоять, но вдруг в голове у него промелькнула мысль: «Я хочу защищать ее». Впрочем, он тут же чуть не рассмеялся над собой. Не она ли сейчас защищала его? Хотел бы он иметь возможность поболтать с ней. Он еще столько всего хотел ей рассказать, столько вопросов задать ей. Он ведь копил их три года. Но пока Уилл довольствовался разглядыванием ее профиля. Нос у нее был очень интересный.

Они обогнули поворот рельсов, и впереди Уилл заметил огромную толпу. Не видно было ни рядов, ни торговцев, только сами переселенцы разминали ноги и дышали свежим воздухом рядом с поездом. На задних ступеньках последнего из их вагонов появился красивый молодой проводник. Уилл испытал невероятное облегчение, увидев его – строгого и отутюженного, в униформе «Бесконечного».

– Не вы ли будете мистер Дориан, – обратился он к инспектору манежа.

– Да, он самый.

– Меня зовут Томас Друри, мы ожидали вас. Не позволите ли мне взглянуть на ваш паспорт, сэр.

– Разумеется.

Мистер Дориан достал маленькую книжечку и передал ее в руки Друри. Проводник перевел взгляд на Марен и Уилла.

– И ваши имена, пожалуйста?

– Марен Амберсон.

Друри с некоторым подозрением посмотрел на Уилла.

– А вы?

Ответил ему мистер Дориан:

– Это Амит Сен, наш художник-спиритист. Он немного понимает по-английски, но совсем не говорит.

– А на каком языке он говорит?

– На хинди, – ответил инспектор манежа.

– вежливо ответил Уилл, точно так, как его часом ранее научил один из артистов.

У Друри округлились глаза.

– Что он сказал?

– Извинился за то, что не говорит по-английски, – ответил мистер Дориан.

– А-а… этот высокий джентльмен? – с тревогой спросил Друри.

– Мистер Юджин Бопри. Он не пойдет с нами.

– Замечательно. Пожалуйста, поднимайтесь на борт.

– Спасибо, мистер Бопри, – сказала Марен и обняла великана за его могучую талию.

– Увидимся теперь в Лайонсгейте, Маленькое Чудо, – ласково ответил тот.

Напоследок он грозно оглянулся по сторонам, как будто приглашая кого-то попробовать только ее обидеть, а затем развернулся и, посвистывая, пошел обратно к вагонам Цирка Данте.

Уилл зашел внутрь. Он с детства помнил вечную толкучку в третьем классе, но такого он не видел никогда. Сначала он решил, что это был багажный вагон – так много везде лежало вещей: чемоданов, мешков, странной формы узлов и свертков, обвязанных веревкой. Но среди всего этого сидели и люди, бессчетное их количество. Даже при отсутствии тех пассажиров, что все еще гуляли снаружи, вагон был невероятно переполнен.

На Уилла обрушился ураган запахов. Колбаса, нестиранная одежда, вонь из переполненного туалета, маринад, пот, мокрые сапоги и благовония – все смешалось в спертом воздухе вагона.

По обе стороны узкого прохода стояли ряды голых деревянных скамей. Старик подбрасывал на колене плачущего младенца, напевая колыбельную на неизвестном языке. Четверо мужчин склонились над карточной игрой. Взволнованная женщина перебирала четки. Двое расстелили карту и, бранясь, тыкали в нее пальцами.

Над скамьями было еще два уровня откидных полок. На одной, свернувшись, спали мать с младенцем, на другой дородный мужик ковырял большой палец ноги. С полки на полку скакали двое мальчишек, а их мать тщетно орала на них снизу. Повсюду валялись изношенные одеяла и комковатые самодельные подушки. Двигаться было практически негде. Другие дети носились по проходу взад и вперед и перелезали через спинки скамей, превращая вагон в детскую площадку. Свет пробивался внутрь через узкие окна под самым потолком и исходил от нескольких масляных ламп, привинченных к стенам.

Сначала медленно, а потом все быстрее люди начали замечать Уилла и остальных.

– Цирк…

– Zirkus…

– Sirkuksen…

– Cirkuszi…

Слово это растекалось по вагону на всех языках. Большинство людей выглядели довольными. Некоторые отшатывались назад при приближении артистов. Маленькая девочка заплакала при виде мистера Дориана в его траурном черном пальто и цилиндре, пока инспектор манежа не достал из кармана леденец на палочке и не протянул ей лакомство. Артисты тут же обросли хвостом из детей с молящими глазами и протянутыми руками. Из бездонных карманов инспектора манежа появилось еще множество леденцов и конфет. Пассажиры поблагодарили его криками и аплодисментами.