Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Она упрямая как ослица, — бормотала мисс Дуоррис, читая телеграмму и представляя, как тонкие губы кузины изгибались в улыбке, когда она писала эти два равнодушных слова. — Наверное, она думает, что очень умная.
Несмотря ни на что, хозяйка встретила мисс Ли с некой мрачной учтивостью, припасенной специально для нее, ведь она раздражала ее меньше остальных родственников и, хотя не была ни покорной, ни вежливой, никогда не отличалась занудством. Ее манера общения держала мисс Дуоррис в напряжении, так что в ее обществе она обычно проявляла себя с лучшей стороны, а иногда, если забывала о своей привычке довлеть над всеми и вся, даже казалась разумной и веселой женщиной.
— Стареете, моя дорогая, — заметила мисс Дуоррис, когда они сели ужинать и она принялась оглядывать гостью, силясь обнаружить морщины и «гусиные лапки».
— Вы мне льстите, — парировала мисс Ли. — Старость — единственное оправдание для женщины, которая твердо решила прожить жизнь в одиночестве.
— Я полагаю, как и остальные, вы согласились бы выйти замуж, если бы вам кто-то предложил?
Мисс Ли улыбнулась:
— Два месяца назад один итальянский князь предложил мне руку и сердце, Элиза.
— Папист что угодно может выкинуть, — ответила мисс Дуоррис. — Полагаю, вы сообщили ему об уровне своего дохода, и он пришел к выводу, что переоценил собственные чувства к вам.
— Я отказала ему, потому что он слишком добродетелен.
— Не подумала бы, что в вашем возрасте можно позволить себе быть столь разборчивой, Полли.
— Разрешите заметить, что вы обладаете весьма забавной способностью размышлять на одну и ту же тему в одно и то же время в двух диаметрально противоположных плоскостях.
Мисс Ли была стройной женщиной среднего роста. Ее волосы, уложенные в простую прическу, уже тронула седина, а лицо, почти все покрытое морщинами, отличалось четкими чертами, которые позволяли предположить, что она обладает сильным характером. Ее губы, тонкие, но выразительные и подвижные, добавляли ее виду решимости. Она не обладала статью, и даже в молодости уж точно не считалась хорошенькой, зато в ее осанке чувствовалась грация, а в манере поведения — некое обаяние. Ее глаза были очень яркими, а взгляд — столь проницательным, что иногда почти обескураживал: она без единого слова могла обратить любую претенциозность в абсурд. Притворные ужимки под этим изучающим взором, не то презрительным, не то насмешливым, сразу исчезали. И все же, о чем не забывала напоминать ей мисс Дуоррис, она и для себя выработала определенную позу, но принимала ее столь восхитительно, с такой сдержанной и подобающей благопристойностью, что немногие это замечали, а если и замечали, то не находили в себе сил на порицание: она достигла в этом такого совершенства, что это можно было счесть искусством. Ради этой эстетической игры мисс Ли полюбила одеваться как можно проще, как правило, в черное, и единственным ее украшением служила драгоценность эпохи Возрождения такой удивительной красоты, что ни один музей не отказался бы включить ее в свою коллекцию: она носила ее на шее на длинной золотой цепи и с наслаждением крутила пальцами, чтобы продемонстрировать, если верить ее прямолинейной родственнице, очевидную красоту собственных рук. Ее идеально сидящие туфли и ажурный узор на шелковых чулках позволяли предположить, что она не без причины гордилась изящной стопой — маленькой, с высоким подъемом. В таком облачении, когда приходили гости, мисс Ли и восседала в итальянском дубовом кресле с прямой спинкой и изысканной резьбой, которое размещалось между двух окон у стены. А еще она развила некую чопорность манер, делавшую невероятно эффектными ее выступления, в которых она дерзко критиковала жизнь и развлекала тем самым друзей.
Через два дня после приезда на Олд-Куин-стрит мисс Ли объявила о намерении прогуляться. Она спустилась, прихватив модный зонтик от солнца, который купила, когда была проездом в Париже.
— Вы ведь не собираетесь на прогулку с этой вещицей? — пренебрежительно спросила мисс Дуоррис.
— В самом деле собираюсь.
— Чепуха. Вы должны взять нормальный зонт. Будет дождь.
— У меня есть новый зонтик от солнца и старый от дождя, Элиза. Я уверена, что все будет хорошо.
— Дорогая моя, вы ничего не знаете об английском климате. Говорю вам: пойдет проливной дождь.
— Вздор, Элиза!
— Полли, — ответила мисс Дуоррис, выходя из себя, — я желаю, чтобы вы взяли зонт. Барометр опускается, и я ощущаю покалывание в ногах, а это верный признак приближения непогоды. С вашей стороны крайне нерелигиозно осмеливаться строить догадки на тему погоды.
— Рискну предположить, что с метеорологической точки зрения я знаю о путях Провидения не меньше вас.
— А это, думается мне, не смешно, а богохульно, Полли. Я жду, что в моем доме люди будут вести себя так, как говорю я, и настаиваю, чтобы вы взяли зонт.
— Не говорите глупостей, Элиза!
Миссис Дуоррис дернула за шнурок звонка и, когда появился дворецкий, приказала ему принести ее собственный зонт для мисс Ли.
— Я категорически отказываюсь им пользоваться, — заявила более молодая леди улыбаясь.
— Пожалуйста, не забывайте, что вы у меня в гостях, Полли.
— И следовательно, имею право поступать так, как мне хочется.
Мисс Дуоррис, крупная пожилая дама весьма внушительного вида, поднялась и угрожающе вытянула вперед руку:
— Если вы выйдете из дома без зонта, то никогда больше не войдете сюда снова. Вы никогда не переступите этот порог, пока я жива.
Мисс Ли явно пребывала не в лучшем расположении духа тем утром, потому что поджала губы весьма характерным образом и посмотрела на старшую кузину с холодным презрением.
— Моя дорогая Элиза, вы сильно преувеличили собственную важность. В Лондоне нет гостиниц? Похоже, вы думаете, что у вас в гостях я скорее получаю удовольствие, чем умерщвляю свою плоть. А на самом деле этот крест стал для