– Можно взять твою кошениль? – спросила я у Юноны, беря горшочек гусиного жира с малиновыми вкраплениями. Я поставила зеркало на подоконник, где больше света, и принялась втирать снадобье в щеки. – Ну как? – Я обернулась к Юноне, надеясь, что она одобрит.

– У тебя такой вид, словно ты в лихорадке. Сотри немного.

Я взяла носовой платок и стерла часть помады.

– Так лучше?

– Гораздо! – Она улыбнулась, как будто ей было известно что-то неизвестное мне. – Ты для моего брата так стараешься?

– Может быть. – Мне не удалось скрыть усмешку.

Она хлопнула в ладоши:

– Китти, как это замечательно! Я даже надеяться не смела!

– Хочешь сказать, что думала об этом, но ни разу не сказала мне?

– Может быть!

– Ты ничего ему не скажешь, хорошо? Обещай! – попросила я, помогая ей снять чепец и оборачивая ее шею тонкой шерстяной шалью. Потом я крепко поцеловала ее в губы.

Она обняла меня за шею, прижала к себе, просунув язык мне в рот.

– Китти, то, что мы делаем, – грех? – прошептала она, отпуская меня.

– То, что так приятно, не может быть грехом, – возразила я.

– Китти Грей, ты не сбежишь с моим братом и не забудешь меня! – Юнона произнесла последние слова беззаботно, но в ее голосе угадывалось нечто похожее на ревность.

– Что ты! Я слишком привязана к тебе. – Я погладила ее по щеке. – Я не шучу!

– Надеюсь, мама не выдаст меня замуж куда-нибудь очень далеко. Правда, она сватала меня за какого-то юношу из йоркширских Перси, но он умер… в общем, свадьба по какой-то причине сорвалась. Представь меня там! Ведь Йоркшир так далеко.

– Я этого не вынесу, – уверенно сказала я, внезапно ощущая огромность мира вокруг нас. Вскоре нас обеих выдадут замуж. Я хочу, чтобы время остановилось и мы остались вместе. – А ты? – Я протянула ей горшочек с кошенилью.

– Наверное, нет.

– Значит, этот Джон Тонк тебе не нравится?

– Пусть бы у него даже было все золото Ватикана!

– В самом деле? Что с ним не так?

– Он сын старого папиного дворецкого; я знаю его с детства. И потом…

– Что «потом»?

– Сама увидишь. Передай карты; пока мы ждем их, можем сыграть в «примеро».

Мы увлеклись игрой. Поскольку денег у нас не было, мы делали ставки мелким жемчугом, и вскоре его у меня набралось довольно много. Я ни разу не победила умную Юнону в шахматах, зато в «примеро» могу дать ей фору. Правда, я играла довольно невнимательно, потому что все время прислушивалась к шагам на лестнице. Когда я услышала их голоса, сердце у меня екнуло. Вначале пришел слуга со свечами; едва он зажег канделябры, как дверь распахнулась настежь и вошли Гертфорд и его спутник – наверное, тот самый Джон Тонк.

Первое, что бросилось в глаза, – Джон Тонк далеко не тонкий; увидев его, я невольно подумала: ничего удивительного, что его кобыла захромала, – таскать такую тушу! Я уже собиралась ткнуть Юнону в бок и поделиться с ней своими мыслями, но отругала себя за это: человек ведь не виноват в том, что таким его создал Господь. Зато Гертфорд, особенно высокий и стройный рядом со своим спутником, показался мне еще красивее. Он был одет довольно просто, в темный шерстяной сюртук с черным кроличьим воротом, как будто не собирался производить какое бы то ни было впечатление, за что он нравился мне еще больше.

– Леди Джейн, – сказал тем временем Тонк. – И леди Маргарет, как…

– Нет, Тонк, – усмехнувшись, перебил его Гертфорд и щелкнул пальцами: – Это не моя сестра Маргарет. Позволь представить тебе леди Кэтрин Грей.

– Я… простите, леди Кэтрин! Ваше вы… – Он явно был взволнован, слегка заикался и дрожал. Он упал на одно колено и, глядя в пол, сдернул шапку с головы.

– Мистер Тонк, можете называть меня просто «леди Кэтрин», королева еще не назначила меня своей преемницей, – сообщила я. – И скорее всего, не назначит.

Юнона и ее брат широко улыбались, и я старалась не смотреть на них, чтобы не прыснуть.

– Простите меня, миледи! – попросил Джон Тонк. – Вы так похожи на девушек из семьи Сеймур, что я невольно впал в заблуждение. – Когда он говорил, у него дрожали щеки и был покорный вид побитой собаки, это меня просто очаровало.

– Вы прощены, – объявила я. – Приму ваши слова за комплимент.

– Вставай, вставай, – добавил Гертфорд. – Здесь не нужны никакие церемонии, верно, леди Кэтрин?

Поскольку бедный Тонк был совершенно унижен, я улыбнулась ему, сказав:

– Очень тронута. – И поспешила сменить тему: – Мы играли в «примеро».

– В «примеро», – повторил Гертфорд. – И кто выигрывал?

– У Китти, как всегда, лучшая комбинация, – признала Юнона.

– Значит, у вас талант к картам, леди Кэтрин?

– Я бы не назвала это талантом, – ответила я, стараясь не встречаться с его пристальным взглядом. Я заметила, что ему понравилось мое голубое атласное платье и подрумяненные накрашенные щеки, потому что он не мог оторвать от меня взгляда. Что ж, на это я и надеялась! – Вы проделали долгий путь, мистер Тонк? – спросила я, повернувшись к Гертфорду боком.

– И весьма тяжелый, – заметил он. – Зато в конце его нас ждала награда – такое приятное общество!

– Вы играете? – поинтересовалась я, делая вид, будто не слышала комплимент, и жестом указала на колоду карт. – В «примеро» веселее играть большой компанией.

К столу придвинули два табурета, и мы разыграли несколько партий. Потом Тонк ушел посмотреть на свою кобылу, а Юнона объявила, что она устала и должна лечь в постель. У меня было подозрение, что это заговор, чтобы оставить нас с Гертфордом наедине, точнее, более-менее наедине, потому что Юнона удалилась лишь в нашу «отдельную опочивальню», спустив полог на кровати.

Гертфорд тут же придвинул свой табурет ближе ко мне – ближе, чем дозволяли приличия. Я старательно разложила карты и вернула жемчуг в коробку, не глядя на него.

– Мать просила меня держаться от вас подальше, – тихо произнес он. – Она заявила, что от вас одни трудности и неприятности, а нашей семье и так неприятностей хватило.

– В самом деле? – Я отодвинулась от него, стараясь сохранять выдержку, но меня задевало, что герцогиня так отзывается обо мне.

– Но я сказал ей, что должен составить собственное мнение.

– Вот как? – Я посмотрела ему прямо в глаза без намека на улыбку. Хотелось спросить, как еще герцогиня меня оклеветала. – А вам не кажется, что следует серьезнее отнестись к советам вашей матушки? – Я изо всех сил изображала беззаботность, не показывая, как часто бьется мое сердце. Но могла думать только об одном: как эти изогнутые губы, так похожие на губы Юноны, прижмутся к моим…