Устинов окончил Ленинградский военно-технический институт, а Алексей Косыгин — Ленинградский институт текстильной промышленности. Николай Подгорный, как и Андропов, был поначалу комсомольским вожаком, но в отличие от него — без отрыва от учебы. В 1926 году он окончил рабфак, а в 1931-м — Киевский технологический институт пищевой промышленности. Даже казах Кунаев, из более отдаленной и глухой национальной окраины, чем Ставропольский край Андропова, оказался чуток к зову времени и прогресса и в 1936 году вышел инженером из Московского института цветных металлов и золота. В те же 30-е годы Николай Тихонов — выпускник Днепропетровского металлургического института, в котором учился вместе с Брежневым и будущей его женой Викторией. Да и Никита Хрущев, бывший руководитель страны, при котором состоялся венгерский дебют Андропова, хоть и не мог, по возрасту, непосредственно откликнуться на ленинский настоятельный призыв, воспринял лозунг как неисстребимо привлекательный для своей пытливой и дотошной натуры. Окончив донецкий рабфак, а затем в Москве — Промышленную академию, он всегда болезненно ощущал недостаток этого номинального образования и старался “добрать" всюду, где только мог, особенно в области сельского хозяйства: здесь он даже пытался перенять опыт американских фермеров в надежде поднять с его помощью производительность советских колхозников. Не говорим уже о таких столпах учености из Политбюро, как Ар-вид Пельше — историк, член-корреспондент Латвийской Академии наук, или Михаил Суслов — с набором оконченных им учебных заведений (пречистенский рабфак, Институт народного хозяйства, экономический институт), или, наконец, Андрей Громыко — доктор экономических наук, владеющий тем самым английским, который так и остался запредельной мечтой Андропова как в юношеском, так и в преклонном возрасте.

В этом настойчивым зове времени, в рабочем и учебном энтузиазме начала 30-х годов, в этой тяге выходцев из глубинной, крестьянской, малограмотной России — вроде Громыко, Суслова, Пельше — к вершинам знаний звучала чистая нота исторической необходимости, прогресса, справедливости, ликвидации экономической отсталости России, искаженная позднее сталинским идеологическим лицемерием. И в дальнейшем, годы и даже десятилетия спустя, высшее образование либо отсутствие такового сказывается на индивидуальности советского человека в большей мере, чем это может представить себе человек свободного мира, к услугам которого поток как общей, так и специальной информации, и он может к ней приобщиться и ее освоить, минуя систему колледжей и университетов. В СССР информация столь же дозирована и элитарна, как все остальные блага: студенту она доступна в несравненно большей мере, чем нестуденту. Поэтому отпечаток студенческих лет неизгладим на всей жизни советского человека, вообще — кругозор.

Однако этот зов времени, который в 30-е годы буквально разносился репродукторами по всей стране, странным образом не дошел до Юры Андропова, или, скорее, он ему не внял: хоть стал комсомольцем, но средней школы так и не закончил. В 16 лет, по контрасту с будущими партийными соратниками, а тогда — студентами советских вузов и профшкол, он движется не к центру знаний и технического прогресса — на север, а совсем наоборот — на юг, на Кавказ, в Осетинскую автономную республику, где в заштатном городке Моздоке работает телеграфистом. Дальнейшие этапы его смутной рабочей карьеры угадываются с трудом. Андропов — ученик киномеханика, бродит по приволжским деревням с кинопередвижкой, осуществляя культурную смычку города и деревни. Затем около года он — моряк речного пароходства на Волге. Наконец, в 1932 году судьба забрасывает в Рыбинск, городок на берегу Волги, где он начинает учиться в техникуме речного транспорта. Однако техникума, с крайне несложным набором обязательных предметов, не осиливает и переходит на положение освобожденного секретаря комсомола, что означает — свободного от необходимости продолжать учебу. По тем временам положение освобожденного секретаря в техникуме — низшей технической школе страны — довольно необычно и зыбко. Как правило, бывало наоборот — совмещение комсомольской работы с учебой. Так поступали большинство ровесников Андропова.

В том же Рыбинске, в те же годы, когда Андропов безуспешно пытался овладеть знаниями на уровне техникума речного пароходства, учился молодой Андрей Кириленко. Но только не в техникуме, а в чрезвычайно модном в связи с бурным развитием самолетостроения авиационном институте, который отлично окончил и работал далее инженером-конструктором на авиазаводе. Кириленко, конечно, знал Андропова, знал как неудавшегося студента и начинающего комсомольского работника. Можно представить его удивление, когда через много лет он вновь встретился с периферийным недоучкой на высшей партийной площадке страны. Нетрудно вообразить также и андроповские комплексы в связи с блестящей, по тем временам, трудовой карьерой Кириленко. Одним словом, у Андропова имелись свои счеты с Кириленко, о которых тот даже не догадывался. И он сквитался с соперником в том числе и за былые юношеские унижения: сойдясь в Кремле у партийного руля, устранил Кириленко из Политбюро.

Комсомольская карьера Андропова, начавшаяся в рыбинском техникуме, не обладала дальними перспективами. Ему бы тянуть и тянуть бесконечную лямку, если бы не сокрушительные сталинские чистки, в результате которых Андропов неожиданно для себя по причине полного изничтожения местных комсомольских кадров назначается в 1938 году первым секретарем обкома комсомола Ярославской области, в которую входил и город Рыбинск. Если собственные природные данные были против него, то на него работали обстоятельства.

Он отличался настолько редкостной неспособностью к любого вида учебе, что партийным покровителям приходилось буквально вталкивать его то в одно, то в другое учебное заведение, дабы протеже соответствовал образовательному цензу для высших аппаратных работников. Но Андропов так и не окончил ни университет в Петрозаводске, куда его усиленно рекомендовал благожелательный патрон Отто Куусинен, ни позднее Высшую партийную школу в Москве пр ЦК КПСС, не закончить которую было попросту невозможно: такие льготы и послабления делались там для ответственных аппаратчиков.

Вполне возможно, что именно низкий по сравнению с сотоварищами по партии образовательный уровень стал одной из причин замедленного движения партийной карьеры Андропова. Для Москвы он был слишком провинциален и недалек и только благодаря личным усилиям Куусинена оказался вместе с ним в столице, где пришлось бы тоже долго тянуть партийную лямку, как до того комсомольскую, не подвернись Венгрия, а в ней не вспыхни революция. Только тут наш герой сумел проявиться в полной красе своих интриганских возможностей и с того времени мог с полным правом сказать, что всем в жизни обязан исключительно себе.

В действительности он говорил несколько иначе, хотя по сути то же самое. Один наш московский знакомый, бывший советский шпион на Ближнем Востоке, а сейчас преподаватель арабского языка в одной из школ при Комитете госбезопасности, рассказывал нам, что любимой присказкой Андропова стали слова Маяковского: “Мы диалектику учили не по Гегелю".

Самой своей судьбой