Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мужчине пришлось приложить силы, чтобы немного приотворить дверь сарая. Он проскользнул в щель, набрал нарубленных дров. Опять прислушался. Ощущение постороннего присутствия его не покидало. А что, если в него выстрелят сразу же, как только он отсюда выйдет? Чувствовал себя зверем, загнанным в западню. Иван Михайлович уже ругал себя и за неосмотрительность, и за то, что решил среди ночи идти за этими проклятыми дровами. Он прислушался и вдруг четко услышал чьи-то шаги у себя во дворе. Выглядывать было бессмысленно, потому он присел, опустил поленья на землю и ощупью добрался до крайнего угла. Там стояло несколько досок, за которые спрятался Иван Михайлович. Сомнений не было: во дворе кто-то шастал. И вдруг шаги начали отдаляться. Сразу же сплошную темноту разорвала вспышка яркого пламени. Иван Михайлович выбежал из своего тайника, схватил топор и выскочил во двор. Входные двери, соломенная крыша, ставни – все уже пылало. Чувствовался запах керосина, а посреди двора валялась брошенная кем-то керосинка[11].
Иван Михайлович кинулся к хате, чтобы забрать оружие, но в лицо полыхнуло жаром яркого пламени. Он повернулся и заметил темную фигуру, которая бежала по улице от его двора.
– Стой! – закричал он изо всех сил. – Стой! Стрелять буду!
Иван Михайлович рванул вдогонку за беглецом, размахивая топором. Без сомнения, это был мужчина. Об этом свидетельствовала его высокая широкоплечая фигура. Человек быстро отдалялся, но чекист не собирался отставать.
– Я стреляю! Стоять! – опять закричал он.
Вдруг фигура остановилась, и расстояние между ними начало быстро сокращаться. И тут со стороны беглеца прозвучал выстрел. Даже при небольшой вспышке в темноте Ивану Михайловичу показалось, что он разглядел искаженное гневом знакомое лицо. Лупиков от неожиданности оторопел, замер на месте, давая беглецу возможность исчезнуть из поля зрения. Уже выбегали из домов напуганные пожаром люди. Они хватали ведра и мчались к колодцам. Мужики с лопатами пытались сбить пламя, бросая в него снег. Но деревянную хату щедро облили керосином, и она пылала как свеча.
– Да сделайте вы что-нибудь! – кричал Иван Михайлович, бегая по двору. Он даже не заметил, что до сих пор не выпустил из рук топор. – У меня там важные документы, оружие! Поднимайте все село! Быстрее!
– Не нужно было сбивать колокола с церкви! – упрекнул кто-то из мужиков.
– При чем тут колокола?! У меня там оружие!
– Всегда при пожаре колокола поднимали людей, – услышал в ответ. – А теперь надо в каждое окно стучать.
– Так стучите! Быстрее гасите! Быстрее! – подгонял он людей.
Вскоре чуть ли не все село сбежалось тушить пожар. Люди быстро передавали ведра с водой мужчинам возле хаты, а те лили воду на огонь. Все знали, что нельзя дать ветру шанс разнести искры на соседние строения, потому что соломенные крыши загораются, как спички, и деревянные и самановые хаты невозможно будет затушить.
Крестьяне с облегчением вздохнули, когда последние языки пламени недовольно зашипели и стихли. Иван Михайлович зашел в хату, где все еще клубился едкий дым. Нестерпимо несло горелым, дым мгновенно въелся в глаза, поэтому мужчина ощупью добрался до кровати. Сразу отбросил подушку в сторону. Оружия на месте не было! Он ощупал всю постель, сбросил на пол перину, облапал стул, где висела кобура, – она была пуста. Значит, поджигатель украл его наган, а уже потом облил хату керосином и поджег.
– Ты мне за все заплатишь! – крикнул Иван Михайлович, выбегая на улицу.
– Можно расходиться? – спросила его соседка. – Или лучше до утра пронаблюдать, не загорится ли где еще?
Лупиков ничего не ответил, пробежал сквозь толпу, куда-то помчался по улице. Его провожали удивленные взгляды.
– Ищи теперь ветра в поле! – бросил ему вслед сосед.
Мужчины посоветовались и решили, что до утра будут дежурить по очереди, потому что затаится где-то в крыше уголек – пожара не избежать.
Как безумный Лупиков несся по улице. Найти поджигателя по следам было невозможно, люди натоптали всюду, когда бежали на пожар. Вот отсюда мужчина пальнул в него, а дальше улицы разбегались врассыпную. Ничуть не колеблясь, Иван Михайлович свернул налево. Чем дальше, тем больше сугробы и меньше следов. Иногда он проваливался в снег почти по пояс, выкарабкивался из сугроба и опять шел. В одном из заносов Лупиков оставил валенок, хотел бежать босиком, но в пятку сразу же впились тысячи иголок. Пришлось разгребать сугроб руками, чтобы достать обувь.
Когда он достиг своей цели, со лба уже лился пот. Не чувствуя холода, Иван Михайлович заглянул на двор. В хате не светилось. И на пожаре хозяина не было. Можно допустить, что он не услышал шума пожара с такого большого расстояния. Следов от обуви во дворе тоже не видно. Да это и неудивительно: вон как метет! Только ступил, сразу же след заметает снегом. Наверное, поджигатель долго ждал такого удобного случая.
Иван Михайлович смачно выругался, сплюнул, рукавом вытер вспотевший лоб.
– Ничего, – сказал он сам себе, – завтра разберемся. Я тебя выведу на чистую воду. Всю свою жизнь будешь помнить, кто такой коммунист Лупиков Иван Михайлович!
Утром на улицах было людно. Возле колодцев собирались кучками крестьяне, обсуждая ночное событие. Почти шепотом женщины гадали, кто мог быть поджигателем. Мужчины прикрикнули на них и приказали держать язык за зубами. Разные ходили слухи и высказывались предположения. Павел Серафимович услышал о пожаре от соседа Кости. Хотя мужчина мало с кем общался, но такая новость всколыхнула все село. Одно было понятно: это чья-то месть и у коммуниста среди крестьян есть враг.
Надежда Черножукова послушала бабскую болтовню на улице и вернулась домой. Мужа дома не было. Мать спросила у Вари, где отец.
– Пошел Ольгу проведать, – ответила она. – Сказал, ненадолго, скоро вернется.
А уже после обеда со скоростью ласточки полетела от хаты к хате другая новость: арестовали Федора Черножукова. К Варе прибежала запыхавшаяся Олеся.
– Что случилось?! – кинулась к ней Варя.
– Там… там… там такое… – тяжело дыша, сказала перепуганная девушка.
– С папой что-то? – побледнела Варя.
– Нет! Говорят, что за дедом Федором приехали, – выдохнула Олеся.
– Кто приехал? Ты можешь объяснить? – спросила Варя, спешно одеваясь.
– Из города приехали. Люди с оружием. Его раскулачивать. Что же это будет? – заголосила девушка.
– Молчи! Лучше беги к Ольге, пусть отец идет к дяде Федору! – скомандовала Варя. – А я – за мамой!
– Ага! – Олеся помчалась из хаты.
Мать едва успевала за Варей.
– Мама, быстрее, пожалуйста! – просила ее Варя.
Со всех улиц люди двигались в сторону усадьбы Федора Черножукова. Варя с матерью подошли туда почти одновременно с отцом и Ольгой. Чужаки в кожаных куртках грузили на сани кузнечный инвентарь. Братья Петуховы помогали выносить лопаты, грабли, бороны, топоры – все, что находили в сарае и во дворе. Несколько ретивых девушек-комсомолок тянули из хаты подушки, перины, вышитые полотенца, посуду. Все сбрасывали на сани. У растворенных настежь ворот стоял часовой с ружьем за плечами. Рядом с ним – Щербак с Михаилом. Михаил заметил отца и мать, отвернулся, взял под уздцы коня, начал о чем-то переговариваться с Кузьмой Петровичем.