– И что это за шаль? – продолжал Фрэшем, с притворным ужасом разглядывая Софию на расстоянии вытянутой руки. – Дорогая, она вполне, вполне ужасна! Я помолвлен с головорезом.

– Мы с мистером Трепсверноном спасали пернатую дичь Лондона, – ответила она.

– Ну да, ну да, – произнес Фрэшем. Руку он опустил, и подбородок Софии чуть приподнялся. Трепсвернон сделал вид, будто занят салфеткой, но при этом вообразил, как пальцы Фрэшема нежно упокоились на колене Софии.

– Мне нужно идти, – вновь начал Трепсвернон – на сей раз чуть громче.

– Да, – ответил Фрэшем. – Да, старина Герольф уже искал тебя в Письмоводительской.

– Меня? – Трепсвернона никто никогда не искал. Должно быть, это какая-то ошибка.

– Вы должны остаться, просто обязаны! – воспротивилась София. – Мне же нужно, чтобы кто-то объяснил и подтвердил события сегодняшнего дня.

Трепсвернон залепетал.

– Я просто… такое совпадение, я столкнулся с мисс… мисс… – Он пренебрег тем фактом, что от пришепетывания Софии пришлось взглянуть на него под новым углом. – Я… мне очень жаль, – произнес он. – Простите меня, но только сейчас я осознал, что не знаю вашей…

– Сливковна, – произнес Фрэшем.

– Именно, – подтвердила София.

– Вскорости Фрэшем, – сказал Фрэшем.

– Сливковна, – снова проговорила София. Руку свою она возложила на рукав Трепсвернона.

– Боюсь, София тебя дразнит, – сказал ее жених. – Шепелявому трудно справиться с таким словом! – Трепсвернон вообразил, как вгоняет эклер Фрэшему в ухо – бушпритом вперед. – Ум у нее быстр, как мало что. Я обещал ей сегодня визит в Британский музей и ужин где-нибудь подле моего клуба после театра, лишь бы только утомить ее: слишком уж много в ней энергии.

– А ваше имя, мистер Трепсвернон? – спросила София Сливковна. – Помню, начинается с П…

Она даже не знает твоего имени. Поименовать что-то – значит сие познать.

– Треп – как в «трепанный», – рассмеялся Фрэшем. Вилку Софии он вонзил в ломоть торта Трепсвернона.

– Я предпочитаю Треп – как в «трепетный», – сказал Трепсвернон.

– Трепфвернон – нервы фебе треплет он, – прошепелявил Фрэшем. Вновь подергал себя за усы – вверх, всею ладонью так, что под рукой, казалось, на его лицо наползла улыбка, как в фокусе. И ту же ладонь компанейски опустил на руку Трепсвернона. Фрэшем стал проводником между тканью Трепсвернонова локтя и тканью юбки Софии.

– Вашему жениху видно, что я, возможно, мчу не на всех парах, – произнес Трепсвернон.

– Трепетно верен он, – тихонько выговорила София, вновь выглядывая в окно.

Фрэшем не снимал руки с плеча Трепсвернона.

– И что же это – простите, что перебил, – расскажите же мне, чем это вы двое сегодня занимались? Раньше? Вне Письмоводительской?

– Вы так его зовете? – София повернулась к Фрэшему. – То место, где вы ловите слова поэтов, как пауки, под стеклом? Письмоводительская.

Беседа сводилась теперь к парированию и касалась обманных выпадов. Любовь (сущ.), в теннисе – имя, даваемое, когда у любого игрока счет без геймов или очков. Этимология спорна, с представленными, однако умозрительными деривациями, включающими французское l’hublot oeuf, при этом яйцо напоминало нолик на табло с очками.

Трепсвернон попробовал перехватить взгляд Софии.

Трепсвернону не удалось перехватить взгляд Софии.

– Где же твой зонтик? – спросил Фрэшем. – Та маленькая смешная штуковина?

– Должно быть… наверное, забыла его в парке. Это была целая история – там была птица, и я стукнула вот этого твоего друга, а потом мы… – Фрэшем перебил ее, громко взгоготнув, и смех его тем самым сделался главным событием всей их беседы. Смеху Фрэшем был к лицу – от смеха он казался моложе. Держался он расслабленно, как тот, кто смеется – молодо – часто.

Трепсвернон осведомился у Софии:

– А ужасно болит? Возле глаза?

Она ощупала висок.

– Ни чуточки. Я совершенно об этом забыла.

– Мисс Сливковна скроена из материи прочней, чем я, – произнес Трепсвернон и понял, что эту реплику Фрэшем изрек бы с лихой откровенностью предложенной сигареты, а вот из уст Трепсвернона она прозвучала критикой или же так, словно он оценивает крупный рогатой скот. Он покраснел до корней волос. Потолок «Café l’Amphigouri» показался на фут ближе к его скальпу, а стены прогнулись внутрь. Он сосредоточился на металлических завитках у себя на чайной ложечке.

– Я тут подумал, – сказал ему Фрэшем, – что ты вообще-то примечательно проворен.

– Теренс… – произнесла София.

– Вчерашнее празднование, – продолжил Фрэшем, складывая руки на коленях и откидываясь на спинку. Лицо Трепсвернона рассматривал он пристально, а говорил так, словно делился с ним шуткой, но взгляд его был жёсток. – В хорошеньком же состоянии ты был, а? Хлюп-хлюп, глог-глог, буль-буль – судя по всему, я и забыл, какую жажду в моих коллегах может пробудить целый день выискивания слов в одной книге и выписывание их в другую.

И Трепсвернон тут же вернулся в клубную залу на празднование, вновь очутился средь папоротников в горшках и ржущих сотрудников – он говорил слишком уж близко к лицу Софии. Что же сказал он? Он взглянул на свои руки и заметил, что кисти сжались в кулаки – что он совершенно не намеревался делать.

– Быть может, сейчас уместно будет извиниться за мое поведение, – сказал чайной ложечке Трепсвернон. Отражение его воззрилось на него через весь стол, вспухшее и вверх тормашками. Пеликаньешеее. Он перевернул ложечку, но отраженье в реверсе ее стало крупнее, с выпяченным подбородком и выпученными глазами, еще жутче. София и Фрэшем внимательно смотрели на него. Всю жизнь не глядел никто, а теперь вот так. Он оттолкнул от себя ложечку – та ударилась о его чашку под странным укосом и остаток его чая выплеснулся на скатерть. Трепсвернон отодвинул со скрежетом стул, а от резкого звяка фарфора и металла прочие неангелические едоки замерли и обратили внимание на шум.

– Не стоит, не нужно извиняться, – сказала София. – Приятно было видеть, как столько друзей Теренса празднует его день рожденья. – Пока она расстилала салфетку по расползавшемуся потеку чая, ее помолвочное кольцо подчеркнуто блеснуло Трепсвернону. – Если уж на то пошло, я по правде считаю, что это Теренс должен перед вами извиниться. Я подумала об этом вчера на празднике и теперь могу это сказать с точно таким же успехом: я считаю, что с твоей стороны совершенно неправильно было насмехаться над пришепетываньем Трепсвернона так, как ты это себе позволил. – София повернулась к Трепсвернону. – Вообще-то я за все это время не заметила, что вы пришепетываете.

Фрэшем склонил набок голову.

– А мистер Трепсвернон присоединится к нам завтра, Теренс? – спросила София.

– Завтра?

Фрэшем зевнул.

– А-а, это. Быть может, ты слыхал, что завтра вечером у нас еще один маленький суаре, дабы собрать деньжат в сундуки «Суонзби-Хауса». Более –