Или скорее Эгидию. Или все же Гизелу? Разве он стал бы смотреть на нее с такой зловещей ухмылкой, если бы не выведал ее тайну?

Может быть, и эта девушка знает, кто она такая? Сейчас северянка, судя по выражению ее лица, о чем-то напряженно думала. «Наверное, она собирается бросить меня здесь, в лесу», – подумала Гизела. Принцесса подалась к своей спасительнице и схватила ее за руку. Кожа северянки была грубой, точно кора дерева.

– Прошу тебя, помоги мне! – пролепетала Гизела.

Черноволосая девушка вырвала руку и уселась на поросший мхом камень. Принцесса последовала ее примеру, лихорадочно размышляя, что же ей теперь делать.

– Прошу тебя, помоги мне! – жалобно повторила она.

Очевидно, северянка не говорила на языке франков, но кое-что было понятно и без слов: Гизела устала, проголодалась и замерзла. Черноволосая девушка сняла висевший у нее на шее кожаный мешок (под ним был амулет с каким-то странным символом) и достала оттуда что-то, похожее на камешек. Вначале северянка протянула камешек Гизеле, но та испуганно отпрянула. Тогда девушка невозмутимо отправила этот странный предмет себе в рот, прожевала и проглотила, а потом протянула Гизеле еще один. Помедлив, принцесса удивленно посмотрела на непонятную еду. Эти коричневатые сморщенные «камешки» пахли плесенью. Северянка вытащила из сумки «камешек» побольше и принялась разминать его в руках. Гизела последовала ее примеру. Бесформенная масса стала мягче, она уже не была серовато-коричневой, как раньше, а порозовела. Наверное, это было мясо – сырое засушенное мясо. Гизелу затошнило, когда она поднесла его ко рту. Но голод оказался сильнее. Девушка проглотила мясо не жуя, и оно комочком застряло у нее в горле. Гизеле показалось, что она сейчас задохнется. В какой-то мере она даже надеялась на смерть. Если она умрет, ей не придется голодать, мерзнуть, есть сырое мясо, а главное, спасаться бегством от Таурина. Но девушка лишь закашлялась – и, к ее изумлению, мясо прошло глубже в пищевод. Да, она проглотила этот кусочек и осталась жива, хотя сейчас ей казалось, что в животе у нее лежит целый валун.

«Если я не умру от куска сырого мяса, от чего же тогда? – подумала Гизела. – Может быть, Таурин уже напал на наш след?»

Что, если в этом лесу спрятались разбойники? Гизела слышала много жутких историй – и о лесных разбойниках, и о злых духах, вершащих в густых чащах свои темные дела и ввергающих богобоязненных монахов в ересь. Но если здесь были монахи, то должен быть и монастырь, куда она сможет сбежать и провести жизнь так, как хотелось бы ее матери – в молитвах, а не в грехе с Роллоном.

Погрузившись в размышления, Гизела не заметила, что северянка внимательно на нее смотрит. В ее взгляде вновь сквозило презрение, но не было былой жестокости.

– Гизела?

Принцесса подняла голову. Может, стоит все отрицать? Но было поздно – девушка ее узнала.

– Да, – воскликнула она, – да, я Гизела! Я дочь короля, и мне нужно непременно вернуться в Лан!

Она запнулась. Северянка медленно произнесла что-то в ответ. Она повторила фразу несколько раз, и в конце концов Гизела разобрала слово «Руна». Она пожала плечами, показывая, что не понимает норманнский язык, но тут черноволосая девушка указала сперва на нее, сказав «Гизела», а потом на себя, настойчиво повторяя «Руна». Так принцесса узнала ее имя.

Руна взяла веточку и что-то нацарапала на земле. В Гизеле вспыхнула надежда на то, что, хоть она и не понимает слов, которые произносит эта девушка, возможно, она сумеет прочитать знакомые письмена. Но Руна не писала на земле буквы. Она нарисовала что-то непонятное. Гизела обошла рисунок со всех сторон, пытаясь догадаться, что же это такое. Изображение немного напоминало корабль.

– Что… ты хочешь мне этим сказать? – пробормотала она. Какое-то время девушки беспомощно смотрели друг на друга. Затем Руна отбросила ветку, схватила спутницу за руку, да так крепко, что у той кости затрещали, и потащила дальше. Гизела не поняла, что пыталась сообщить ей Руна, рисуя корабль. Но не нужно было слов, чтобы пробудить в ней страх перед тем, что Таурин может преследовать их и потому им нельзя здесь задерживаться.

В глубине леса, в этом мире по ту сторону привычного бытия, время, казалось, шло иначе. Оно размывалось в зеленоватых отблесках света, и уже через пару шагов Гизеле подумалось, что она никогда больше не выберется из этого лабиринта. От таких мыслей ее страх неуклонно рос, но в то же время росла и надежда на то, что Таурин не найдет их. К тому же пока девушки двигались, им был не страшен холод.

Руна полагалась не на слепую веру, а на осторожность. Она шла впереди, постоянно останавливаясь, чтобы прислушаться. В такие моменты Гизела задерживала дыхание и тоже напряженно вслушивалась. До нее доносились скрип веток, шуршание, вой – может быть, ветра, а может быть, и животных. Или это разговаривали ее враги?

Все вокруг казалось опасным, все вселяло в душу страх, но каждый раз Руна заставляла Гизелу идти дальше. Они прошли поддеревьями, сбрасывавшими на них желтую листву, потом добрались до соснового бора. Иголки кололи им ноги, свет потускнел – тут лес был гуще.

Через какое-то время день сменился вечером. На землю медленно спускалась ночь. День, оставшийся в прошлом, показался Гизеле коротким, как одно мгновение, и долгим, как вечность. Когда на землю опустились сумерки, так что едва можно было разглядеть тропку под ногами, Руна опять остановилась, но уже не для того, чтобы прислушаться. Она присела перед одним из стволов. Гизела последовала ее примеру. Ее спина болела после долгого перехода, но жжение в ступнях прошло. Девушка подтянула колени к груди и обвила их руками, радуясь возможности отдохнуть.

Гизела могла бы просидеть так до самого утра, но в какой-то момент Руна вдруг вскочила на ноги. Принцесса, испугавшись, хотела последовать за ней, но северянка жестом велела ей остаться.

Гизела коснулась лбом колен. Ее усталость была сильнее страха перед тем, что Руна не вернется. Почему-то принцесса была уверена, что северянка ее не подведет. Наверное, она хочет позаботиться о том, чтобы они больше не страдали от холода и голода.

И правда, вскоре Руна вернулась с пойманным зайцем и развела костер. Вначале она собрала дрова, листву и сосновые иголки, потом принялась бить одним камнем о другой, пока не полетели искры.

Немного погодя послышался уютный треск горящих веток. Гизела, придвинувшись к пламени, с отвращением наблюдала за тем, как Руна свежует зайца. Из всех звуков леса похрустывание сдираемой кожи было самым мерзким и пугающим. Северянка взяла ветку и заточила ее ножом, а потом насадила на нее уже подготовленную тушку. Гизела отвернулась – клинок пугал ее еще больше, чем эта неаппетитная процедура. А потом все закончилось, и Руна принялась жарить зайца на костре. Гизела была уверена в том, что не сможет съесть ни кусочка. Сырое мясо все еще камнем лежало у нее в желудке. Но когда окровавленное тельце начало постепенно подрумяниваться и от костра повеяло сладковатыми ароматами, у девушки потекли слюнки. Руна оторвала от тушки кусок, и Гизела жадно сунула его в рот. Она обожгла язык, в желудке неприятно засосало, но ее голод не ведал границ.