…Как человек, приговоривший за сегодня всего одну бутылку пива — а не литр водки на пару с представителем рабочего класса (как сказал некогда классик, «класс — он тоже выпить не дурак»), микроавтобус вел Купцов. Вел и параллельно делился с Петрухиным той информацией, которую предпочел умолчать при разговоре с Брюнетом. Дабы не вспугнуть известную своей ветреностью удачу, а также оградить работодателя от поспешных выводов/решений…

— …Мы с тобой не ошиблись — один из телефонных номеров действительно принадлежит матери Матвеева. Только не вологодский, а буйнакский.

— И под каким соусом ты ее раскручивал?

— Представился старым приятелем сына.

— И не противно тебе было доверчивой старушке врать? — насмешливо поинтересовался Петрухин. Злопамятно припомнив приятелю укор в циничном выкачивании информации из доверчивого ребенка.

— Противно. Но особой информации я из нее не выкачал. Со слов матери, после новогодних праздников Саша укатил в Вологду, где живет его двоюродная сестра. Но там Саше не показалось, и через пару месяцев он подорвался в Северную столицу. Где, цитирую маму, «устроился на должность в солидную фирму, которая торгует трубами».

— Каков наглец, а?

— Да, меня эта фразочка тоже изрядно повеселила. Настолько, что на финальный мамин вопрос «от кого передавать привет, если Саша позвонит?» я сказал: «От Алексея Тищенко».

— А вот это ты напрасно, — нахмурился Петрухин. — Как бы не вспугнуть. Раньше времени.

Купцов пожал плечами:

— Испуганный человек совершает больше ошибок.

— Тоже верно… Что ж, в любом случае твой звонок старшему лейтенанту Намику оказался на порядок информативнее… Жаль только, что, как выяснилось, наш Саша Матвеев несудим…

— Почему?

— По всему выходит, напрасно я Семена сегодня дернул: пальцы в итоге все едино окажутся неговорящими.

— Но ведь могло оказаться и по-другому?

— Могло… Слушай, а как ты собираешься искать этого Мамуку? Их ведь там, на Апрашке, тысячи. И каждый третий — Мамука.

— Понятия не имею… — рассмеялся Купцов. — Как-нибудь разрулю. С твоей и Аллаха помощью… Да, и наконец, самое последнее: полчаса назад Денис скинул мне эсэмэску с данными абонента мобилы. На которую в начале апреля трижды звонили с телефона твоего алкаша Смирнова.

— Я попросил бы моего источника не обижать!.. Ну и что же владелец?

— Сей мобильный номер числится за Еленой Андреевной Таранущенко, зарегистрированной по адресу ул. Стахановцев, 19.

— Обратно в масть! — оживился Петрухин. — Помнишь, я тебе говорил, что с какого-то момента Саша стал задерживаться по вечерам, а то и вовсе не являлся? Все правильно — решительному парню без бабы — никуда! Стоп! «Стахановцев, 19». А квартира?

— Не готов комментировать. Но Денис прислал именно такой адрес.

— Ладно, завтра с утреца съезжу, на месте разберусь. Пока кое-кто будет культурно отдыхать с родственничками.

— Завидуешь? Хочешь, мы тебя с собой возьмем?

— Некогда мне по Выборгам разъезжать — дело надо делать. Кстати, как «фолькс»? Что думаешь?

— Вполне себе рабочая лошадка. Невзирая на возраст и явно непритязательный уход.

— Немец — он и в России немец. К слову, завтра заеду на ближайшую СТО, закажу тонировку на окна.

— Зачем?

— А затем, что у нас с тобой не маршрутка, а БМП! «Боевая машина Петрухина»!.. Понял?

— Ага. Понял. Что у тебя мания величия.

— Ни фига подобного! У меня не мания, у меня просто — ВЕЛИЧИЕ! — пафосно произнес Дмитрий и вдруг совершенно неожиданно, безо всякой к тому предпосылки-подводки, спросил:

— Купчина! А у тебя есть длинное черное пальто?

— Эк тебя шибает! Легкость мыслей прям-таки необнАкновенная. А зачем пальто?

— Я тут знаешь о чем подумал? Если мы и не сможем выйти на Матвеева в ближайшие дни, то вполне способны создать иллюзию, что мы на него вышли.

— Разжуй, пожалуйста!

— Жую. Был у меня такой случа́й. Убили два подонка мужика. Тот, понимаешь, из Молдавии приехал полюбоваться Северной Венецией. Убили, ограбили. Взяли куртку хорошую, часы золотые, деньги, видеокамеру… Вычислили мы орлов, взяли. Но вообще-то дело дохлое: оба в несознанке, улик никаких, и, судя по всему, придется обоих отпускать. Тогда я связался с Молдавией, попросил самое точное описание его вещей: часов, куртки, бумажника, марку камеры. Потом все это добро, похожее, по знакомым собирал. И сунул голубчикам свои «вещдоки» в морду: вот, ребятки, вещи убитого молдаванина. И ведь раскололись! Тут, главное, темп допроса держать. Давить со страшной силой.

— А что? — попробовал идею на зуб Купцов. — В этом что-то есть.

— Ну так что насчет пальто? У нас уже имеются кроссовки и резинка жевательная. Добавим к этому пару ружейных патронов и пальтецо. И — понеслась! Вот, дескать, Игорек, взяли мы твоего Сашу, сейчас ему на хате уже ломают пальцы. И он уже дает показания на тебя. Сломается Игорек, заговорит. Глядишь, и телефончик Сашин вспомнит. Должен же быть у них какой-то канал связи…

К слову сказать, петрухинская идея представлялась вполне себе реальной. Если крепко прижать Строгова с липовыми «вещдоками» и вдвоем попрессовать, до кучи намекая на бандитов — дружков Нокаута, которые уже вовсю ищут Матвеева… Это ведь только на закаленного блатаря подобные штуки не особо действуют. «Очную ставку давай, начальник», — скажет блатной и ухмыльнется. А вот «интеллигент» Игорь Строгов может и расколоться. В общем, идея с блефом хоть и не была шедевром оперативно-следственной работы, партнерам приглянулась. Другое дело, что, немного посовещавшись, они все-таки решили оставить ее на самый крайний случай.

— Не ссы, Купчина! Никуда он от нас не денется! Найдем!

Леонид неожиданно ударил ладонями по рулю и разразился витиеватым:

— Так после долгих месяцев я нашел. Ибо ничто не пропадет бесследно, ничто и никогда. Всегда есть ключ, оплаченный чек, пятно от губной помады, след на клумбе, презерватив на дорожке парка, ноющая боль в старой ране, первый детский башмачок, оставленный на память, негритянская примесь в крови. И все времена — одно время, и все умершие… э-э-э-э… не жили до тех пор, пока мы не дали им жизнь, вспомнив о них, и глаза их из сумрака взывают к нам.

— Что это такое ты завинтил? — осведомился Петрухин по завершении цитаты.

— Это не я. Это «завинтил» один парень из романа Уоррена «Вся королевская рать».

— Ну у тебя и память! Лично я в школе ни одного стиха никогда толком запомнить не мог. «Я помню чудное мгновение» — еще туда-сюда, а дальше — всё, полный ступор… А вообще… Херню он порет, этот парень. «Ничто не пропадает бесследно». Как же! Еще и как пропадает. Хрен концы найдешь!