Широкоплечий мужик отвесил Кэйлину подзатыльник и заорал:

– Чего встал, раззява? Плетей захотел? А ну марш обратно, мне тут весь день торчать недосуг!..

Не осмелившись спорить, Кэйлин спотыкающейся рысцой заспешил обратно в пристройку, в тесной и суетливой полутьме которой скоро потерялся. Рябого нигде не было видно, а ведь этот парень был, кажется, единственным, кто мог рассеять хмельной туман забвения…

Его ухватили за плечо. Какой-то толстяк в насквозь мокрой от пота рубахе свирепо зарычал:

– Волынишь, гад? Шкуру спущу! Быстро схватил вот это и отнес Красавчику Татуму! – и пихнул ногой большую корзину, в которой смутно белели вареные бараньи головы.

– Чего ты командуешь-то? – попытался было огрызнуться Кэйлин.

– Что? – изумился толстяк. – Как же мне не командовать, когда я над вами, огрызками, главным поставлен?

– Но я не служу здесь…

– Чего-о? Голову мне морочишь? Коли не служишь, так что ты тут делаешь? С какой целью пробрался?

– Я… не пробирался… Я, понимаете, вчера засиделся в трактире…

– В каком еще трактире?

– Н-не помню…

– Так ты пьяный, что ли? Сволочь, в такой день с самого ранья ужрался! Уши оборву, крысиное отродье!

– Во имя Сестер-помощниц! – взмолился Кэйлин. – Скажите хотя бы…

– Ты долго языком своим поганым трепать собираешься?! Праздник вот-вот начнется, скоро господа собираться станут, а ты, болван, пререкаешься… Шкуру спущу! Да крышкой накрой, а то вон как несет из корзины… Говорил же, как остынут, надо в ледник спустить, жара ведь на дворе. Чего глазами хлопаешь?! Пошел! Кости переломаю!..

«Кости!.. Проклятые кости!.. – досадовал на самого себя Кэйлин, волоча тяжеленную корзину, сам не зная куда. – Сколько раз клялся не играть в кости! Особенно по пьяной лавочке! Ведь всякий раз это заканчивалось какой-нибудь бедой!..»

Через несколько шагов его нагнала целая ватага баб, тащивших в охапках пронзительно вопящих гусей и уток. От гвалта и толкотни Кэйлин совсем растерялся. Ватага втянула его в себя, закружила и выбросила у подножия какой-то лестницы, воняющей кухонным чадом. Прикинув, что лестница выглядит не особенно крутой, а где искать Красавчика Татума, он все равно не имеет ни малейшего понятия, Кэйлин взвалил корзину на плечо и пошел по ступенькам.

И снова его толкали, пихали, проклинали… Отупев от бесконечной и бестолковой неразберихи, он блуждал по каким-то коридорам, переходам, галереям. И всюду было полно народу, крикливого, озабоченного и неласкового. После двенадцатой затрещины Кэйлин перестал справляться у каждого встречного-поперечного о местонахождении мифического Красавчика Татума и просто шел куда глаза глядят. Пару раз его заворачивали обратно стражники, пару раз ему удавалось просочиться мимо стражников вместе с какой-нибудь шумной компанией. И в конце концов измотанный и отчаявшийся Кэйлин выбрел в широкий коридор, чистый, светлый и безлюдный, вдоль стен которого в глубоких нишах помещались гигантского роста каменные мужики и бабы, а на потолке сияли громадные люстры совершенно сказочного вида. Осмотревшись, Кэйлин не на шутку перепугался: вот уж сюда ему точно никак не следовало соваться! И услышав неподалеку шаги, он спрятался в одной из ниш, притаился в ногах у каменного мужика, робко выглядывая из-за его колена.

Через минуту в поле его зрения показалась пара закованных в сияющие доспехи стражников с алебардами в руках. Завидев стражников, Кэйлин сжался и зажмурился, молясь Сестрам-помощницам, чтобы его не заметили. Но только он начал молитву, как металлически грохочущий топот смолк – стража остановилась прямо напротив его укрытия! Кэйлин затаил дыхание, как вдруг услышал перестук множества легких ножек и девичьи смеющиеся голоса:

– Ой, ваше сиятельство, оборочка отошла!

– Позвольте я вам помогу!

– Вот так, подколоть надо…

– Не лезьте, леди Айли, своей лапищей, вы ее сиятельству сейчас все платье изорвете!..

– Ах, оставьте, леди Кенна, пальцы у меня не толще, чем у вас… Зато чище.

– Зато у меня бородавок нет…

– Зато вы дура…

– Пусть леди Гризель ее сиятельству оборочку подколет, у нее пальчики ловкие, это все знают…

Последнее замечание почему-то вызвало у невидимых Кэйлину барышень приступ веселья.

– Леди Гризель, говорят, своими пальчиками умеет выделывать тако-ое!

– И не только пальчиками…

– То-то виконта Эвина все утро не видать!..

– Леди Гризель вытянула очередной билетик! Интересно, на этот раз он окажется счастливым?..

– Не окажется, – положил конец дискуссии девичий голос, заметно отличавшийся от остальных, холодноватый и властный. – Что там с оборкой? Долго будете возиться? Ну, пошли!..

Дождавшись тишины, Кэйлин опасливо высунулся из ниши… И тотчас юркнул обратно, услышав, как снова, приближаясь, мерно загрохотали шаги стражников, знаменуя, что по коридору движутся еще какие-то важные персоны. И опять обмирающий от страха Кэйлин уловил обрывок чужого разговора:

– С Вороньего утеса не было вестей?

– Не было, ваше сиятельство…

– Скверно, очень скверно!

– Ваше сиятельство, не извольте беспокоиться, все сложится. Ну никак не может не сложиться, ведь все точнехонько рассчитали!

– Точнехонько-то точнехонько, но почему вестей нет?..

Отстучали шаги, и снова стало тихо. Кэйлин выждал немного, затем выполз из своего укрытия, вытянул корзину с бараньими головами. Бежать, бежать отсюда как можно дальше! Ведь если поймают, точно плетьми не отделаешься, можно и жизни лишиться! И корзину дурацкую не бросишь, не ровен час по ней опознают потом… Кажется, опять сюда кто-то идет… Скорее!

– А ну стоять! – ожег Кэйлина, как плетью промеж лопаток, грозный окрик.

Он обернулся, мысленно прощаясь с жизнью, и увидел запыхавшегося господина в пропотевшем под мышками кафтане, в сбившемся набок берете с петушиным пером. За господином маячила длинная вереница слуг, каждый из которых тащил в руках если не корзину, то мешок или ларь.

– Ты что тут делаешь?

– За-за-за… – заблеял Кэйлин. – За-заблудился я…

– Вот болван, козлиная отрыжка! Откуда вас таких только понабрали?! Ну, встань в строй, орясина!

Не посмев пререкаться и полагая, что еще легко отделался, Кэйлин побежал со своей корзиной к веренице и втиснулся между парнем, держащим на плечах мешок, и парнем, под мышкой у которого виднелась деревянная коробка. Господин в берете с петушиным пером торопливо двинулся дальше, а следом и вся вереница стронулась с места.

Скоро они оказались в просторном зале, от великолепия которого Кэйлин на минуту даже забыл о своих проблемах. Какой это был зал!.. Стены и пол, выложенные отполированными до зеркального блеска каменными плитами, сияли под лучами солнца, что, проходя сквозь цветные витражи, превращались в потоки радужного света. А потолок был так высок, что захватывало дух, и от обилия света казалось, будто он весь затянут золотой дымкой. У стен выстроились вперемежку придворные и стража, а в самом центре зала, в отдалении от всех, помещались двое – мужчина средних лет и юная девушка (судя по одежде, очень важные господа!) – и фигурки их посреди пронизанного золотым солнцем пространства смотрелись крохотными, совсем игрушечными.