К исходу дня немцы вклинились в оборону советских войск южнее Наро-Фоминска на 8–9 километров. Разведывательный немецкий батальон проник в Химки, но на следующее утро был изгнан оттуда несколькими танками и отрядом наскоро мобилизованных жителей города.

Соединения 2-й танковой армии Гудериана предприняли последнюю попытку овладеть Тулой ударом с востока, перерезали связывавшие город с Москвой железную и шоссейную дорогу. Одновременно немцы начали наступление севернее Тулы с запада. Для Тулы день 3 декабря был самым критическим: городу угрожало полное окружение, немцы уже были в 15 километров севернее Тулы на участке железной дороги Серпухов-Тула.

Комиссар партизанского отряда Николай Петрович Воден, до войны работавший в горкоме ВКП (б) города Речица Гомельской области, написал письмо в ЦК ВКП (б) под заголовком «Заметки о причинах наших поражений»: «Написано в период с августа по конец ноября 1941 года на основе личных наблюдений во время жизни в оккупированных областях (Гомельской, Орловской), бесед с красноармейцами, крестьянами, рабочими 1. Массовое дезертирство, сдача в плен – есть нежелание воевать. Все это в своей основе имеет мотивировку «хуже не будет». Крестьяне говорят, что налоги в 1941 году были увеличены в 4–5 раз, а личные доходы (приусадебные участки, побочные заработки) – урезаны до минимума. Платить было нечем. В подавляющем большинстве колхозов никогда не получали на трудодень больше 500 граммов зерна, меньше этого – очень часто. Кроме того, принудительные хлебозакупки, с каждым днем растущие поставки молока – дело дошло до доения овец. Сидишь полуголодный и оборванный, а сверх всего «над нами еще и насмехаются: вы, мол, живете счастливо и зажиточно»… Многие крестьяне угнетены отменой бесплатного образования. Они мечтали видеть своих детей образованными и во имя этого многое терпели… Рабочие высказывают недовольство законом о судах за опоздания на работу (то есть, фактическим закрепощением), беспрерывным ростом норм выработки и столь же беспрерывным снижением реальной зарплаты. Никакой, даже высококвалифицированный рабочий не в состоянии прокормить семью… 2. До сих пор народ был уверен в нашей военной мощи и непобедимости, а тут вдруг увидел, чего стоит эта мощь, и пришел к выводу: нас обманули, предали и продали. Цифрам немецких потерь не верят, ибо люди видели, как на их глазах шли бои, и советские войска несли потери во много раз больше. Сказалась также бездарность многих наших генералов и, очевидно, отсутствие стратегического плана войны на нашей территории. Это заметно, например, по неумению противопоставить что-нибудь немецкой тактике окружения, по отсутствию организованности и элементарного порядка в частях… Особенно невыгодное для нас впечатление у населения оккупированных районов от пунктуальности немцев: их четкости при передвижении, везде таблички, без конца связные. Отстала машина, сразу же туда мчится связной: что случилось? Немцы очень берегут жизнь солдата: пока самолеты, орудия не пробомбят каждую ямочку, немецкий солдат не высунет носа из окопа. Поднимается в атаку под прикрытием танков. А мы атакуем без орудийной подготовки, без танков, с одним станковым пулеметом на батальон. Некоторые выводы. 1. Мнение «хуже не будет» появилось потому, что руководители страны забыли (или совсем не учли) то обстоятельство, что социализм, который мы строим, придется защищать руками данного поколения. Поэтому надо было обеспечить этому поколению минимум житейских благ, чтобы оно шло защищать не только будущее (за него мы и так уже пролили много крови), но и сегодняшнюю более-менее сносную жизнь. Ее-то мы и не имели, зато имели многочисленные трудности (или, проще сказать, голодовки) при неясной перспективе на лучшее. 2. Стала очевидной плохая работа НКВД, оторвавшегося от масс и ставшего не только над ними, но и над партийными организациями. Поэтому НКВД не сумело… раскрыть германские планы внезапного нападения. Зато НКВД сумел вызвать… страх со стороны населения, которое не забыло 37–38 годы. 3. Печать, кино, радио воспитывало народ в духе «непобедимости, абсолютного технического и морального превосходства Красной армии» и т. д. Это было нужно, но не в такой степени. Печать заставляла верить, будто бы народ с восторгом приветствует «мудрые законы» о судах над рабочими, о платности образования, о доении овец и т. д. Печать позорно фокусничала, извращая мнение народа по поводу «дружбы» с германскими фашистами (в действительности же никто этой дружбы не одобрял). Выполняя приказы ЦК, газеты доказывали одно время, что агрессоры – Германия, Япония, затем ими стали Англия и Франция, потом опять Германия… И последние «перлы», выдаваемые нашей печатью. «У немцев армия голодает» (это после того, как мы им возили хлеб, масло, а сами облизывались; после захвата гитлеровцами Украины!). «У немцев нет бензина, металла, основные кадры их армии уничтожены» (непонятно только, как они тогда дошли чуть ли не до Москвы?). По-моему, в дальнейшем надо вспомнить две вещи: первая – войны ведут не правительства, а народы; вторая – обмануть класс (а тем более народ) нельзя. Победить немцев без народа тоже нельзя».

Это письмо мы перепечатали почти целиком – как документ эпохи: о чем говорили, что думали люди в первые, самые страшные месяцы войны. Судьба самого Водена неизвестна. На все запросы родственников приходил ответ: в списках убитых, умерших от ран и пропавших без вести не значится. Письмо это обнаружила его дочь, разбирая бумаги умершей матери. Письмо передала матери после войны какая-то женщина, и, прочтя его, понимаешь, что такого человека сталинская система просто не могла оставить в живых.

30-летие встретил участник войны, рядовой Михаил Максимович Караваев, один из тех рядовых тружеников войны, кто нес на себе всю тяжесть лихого времени. Несмотря на обстрелы, метели и голод возил хлеб по «Дороге жизни». А потом дошел до Кенигсберга. Успел повоевать и с Японией, поэтому был демобилизован лишь в июле 1946 года.

После того, как наши войска оттеснили противника на позиции севернее Кубинки и южнее Наро-Фоминска, сорвав его последнюю попытку прорваться к Москве, контрударами в районах Дмитрова, Яхромы, Красной Поляны (20 километров от Москвы) и Крюкова заставили немцев перейти к обороне, потеснили их в выступе северо-восточнее Тулы (немцы начали отход из выступа), началось контрнаступление Красной Армии под Москвой (по 7 января 1942 года). Советские войска насчитывали 720 тысяч человек против 800 тысяч у противника, 8 тысяч орудий и минометов против 10.400, 720 танков против 1.000, 1.170 самолетов против 615, 415 «Катюш». Контрнаступление начали 29-я и 31-я Калининского фронта по направлению к Калинину. Первые 10 дней, несмотря на упорные бои, армии не смогли опрокинуть противника. Перелом в пользу Калининского фронта произошел после того, как войска Западного фронта разгромили немецкую группировку в районе Рогачев – Солнечногорск и обошли Клин.