Или мне так только кажется, потому что я лишена секса уже целое столетие? Вернее, больше месяца — с тех пор, как мы поссорились с Володей. Не знаю, как долго я смогу отражать атаки Жан-Поля. Трудно держать оборону, если каждую ночь вы ложитесь в одну постель. Полуголые! Это как если бы я защищала крепость от захватчиков, предварительно опустив мост, засыпав ров с крокодилами и разбросав по улицам лепестки роз и сдобные плюшки.

Я уже убедилась, что в жилах моего мушкетёра кипит горячая кровь, однако он умеет мастерски себя контролировать. Его манеры изысканны, элегантность и такт ставятся превыше всего. Я поняла, что понравилась французу уже на пятой секунде нашего общения в полицейском участке Монпелье. И тем не менее мы снимаем одну комнату на двоих без ущерба моим моральным принципам.

Да, все эти дни я умудрилась избегать интимного контакта — и всё ещё храню верность Владимиру. Хотя не уверена, нужно ли ему это…

Жан-Поль пощёлкал пальцами в воздухе:

— Лена, ау! О чём вы вдруг задумались?

— Да всё о том же, — встрепенулась я. — О наших детях.

Жан-Поль прикрыл мою руку своей ладонью.

— Не волнуйтесь. Я чувствую, с ними всё хорошо.

— Вы ночью храпели, как паровоз, — обиженно заметила я.

— Да ладно! — не поверил, усмехаясь, Жан-Поль.

— Серьёзно.

— Лена, я мог бы не дать вам уснуть другим способом, но вы предпочли слушать мой храп.

Целую минуту мы пристально изучали друг друга, мысленно проделывая всё то, на что не решились прошлой ночью.

Приятно видеть, что ты зацепила мужика и его от тебя штырит и колбасит. Хотя меня, конечно, этим не удивишь — много их таких, заинтересованных, постоянно вертятся вокруг. Самое странное, что, несмотря на мой возраст, желающих всё больше. И ровесники оказывают знаки внимания, и молодая поросль домогается, лезут, как щенята… Но я предпочла бы отгородиться от внешнего мира и остатки жизненного пиршества разделись с одним только Володей. Я смотрю на Жан-Поля, он безумно мне нравится — стильный, поджарый, учтивый, образованный… И в то же время — абсолютно чужой. Чужой, незнакомый мужчина, пусть даже мы и провели в одной постели уже три ночи подряд…

Но если всё будет продолжаться в том же духе, возможно, в какой-то момент мне захочется самой убрать волосы с его лба и прижаться к нему губами…

— Мадам, мсье… — донеслось откуда-то сбоку.

Художник Арман махал нам рукой, подзывая к себе.

— Картину закончил, — поняла я. — Ждёт нашего одобрения. Несчастная участь творческого человека — вечная жажда похвалы.

— Пойду узнаю.

— Давайте.

Жан-Поль отправился к художнику и перекинулся с ним парой словечек. Потом, как ни странно, мой товарищ не вернулся к столику, а открыл сезон охоты на официантов: сначала прицепился к одному, затем к другому. А с третьим и вовсе скрылся в здании кафе.

— Интересно, что случилось? — пробормотала я.

Жан-Поль возвратился, удовлетворённо потирая руки:

— Арман кое-что вспомнил. В воскресенье наши ребята познакомились с одной девушкой, Шанталь…

— И?

— Шанталь иногда на этой площади поёт под гитару. Один из официантов сказал, что как-то раз провожал её домой. Улицу он назвал, а номер дома не помнит. Телефона тоже не знает.

— Ну и бестолочь! Как такого брать в разведку! Не помню… Не знаю…

— Но он хорошо описал дом Шанталь, так что мы его найдём.

— Отправляемся на поиски певицы, — воодушевлённо сказала я и поднялась с места. — А вдруг наша сладкая парочка до сих пор у неё в гостях? Может быть, они договорились пожить у неё пару дней?

— Я не испытываю подобного оптимизма, однако в любом случае нам надо найти и расспросить Шанталь.

* * *

Зажатый между других таких же зданий, серый каменный дом стоял в шаге от перекрёстка двух кривых улочек. Благодаря распахнутым ярко-розовым деревянным ставням, придававшим фасаду удивлённо-радостный вид, и причудливым фонарям над массивной дверью обойти его стороной было невозможно.

— Думаю, это здесь, — объявил Жан-Поль и начал ломиться внутрь.

— А жильцы не вызовут полицию? — осторожно поинтересовалась я. Встреча с полицией по-прежнему не входила в мои ближайшие планы.

— Если стучать тише, нас просто не услышат.

— Наверное, можно позвонить, — я указала на кнопку звонка.

— Надо же, а я и не заметил.

Вскоре дверь отворилась, и на улицу выглянула недовольная мадам лет шестидесяти в короткой зелёной кофточке и полосатых леггинсах. От её макушки сползали вниз, извивались и скручивались спиралями разноцветные змеи-бигуди — красные, жёлтые, синие. Мадам явно мечтала о тугих упругих локонах…

Натка тоже купилась на рекламу этих волшебных бигуди, и мы заказали в интернет-магазине две упаковки. Потом в ванной я битый час манипулировала крючком, протаскивая пряди сквозь гибкие спирали. Ребёнок обвинил меня в намеренной порче личного имущества — я, видите ли, вырвала половину её волос. Какая глупость! Я действовала очень аккуратно и постоянно сверялась с инструкцией. К тому же я — мать и не причиню вреда своему ребёнку. Если и вырвала, то не половину, а всего лишь треть, у неё ещё много осталось…

Надо сказать, что результат превзошёл все ожидания. Натка выглядела так же, как модель на рекламе бигуди. Правда, локоны развились уже через час, но целый час моя дочь провела в образе голливудской дивы — я ахала и заламывала руки, Миша онемел от восторга… И кто знает, возможно, именно в тот вечер он и заделал младенца моей малышке.

Подлец! Вернусь — придушу!

Мадам в змеевидных бигуди хмуро уставилась на Жан-Поля. Я не поднималась по ступеням, а стояла чуть поодаль, на тротуаре, опустив солнцезащитные очки — на случай, если дама следит за выпусками новостей и знает, что в соседнем Монпелье орудует жестокий маньяк с моей внешностью.

Жан-Поль объяснял и жестикулировал, мадам нетерпеливо трясла ногой, не лишённой изящества. А когда я оторвала взгляд от её полосатых леггинсов, то увидела, что на лице женщины не осталось и следа от недовольства и раздражения: эти эмоции уступили место заинтересованности и кокетству.

Она строила Жан-Полю глазки, играла то одной, то другой разноцветной змеёй, ухватив её двумя пальцами, хихикала. Похоже, она уже зазывала нас в дом, но Жан-Поль отказывался. Я мысленно вновь поставила ему пять с плюсом за умение компостировать мозги противоположному полу. Ловко у него получается. Он в два счёта очаровал бы самку богомола, при условии, что та понимает французский. Французский язык создан для того, чтобы очаровывать и совращать. А Жан-Поль, безусловно, владеет им намного лучше русского…

Что же он такое ей говорит?

Мадам помахала на прощание рукой и закрыла дверь, и обольстительный ловелас легко сбежал с крыльца.