— Дед! Мы и правда не понимаем, о чем ты! — К Гальяно вернулась наконец способность говорить. — Мы ничего не трогали. Мы даже не местные, мы оттуда, из лагеря. — Он махнул рукой в сторону поместья.

— Меченые… — Рот старика искривила невеселая усмешка. — Вы все теперь меченые, огнем клейменные. Сейчас не уйдете, потом она вас не отпустит… Она любит таких вот…

— Кто — она? — спросил Дэн. — Его голос, в отличие от голоса Гальяно, звучал спокойно, даже с нотками любопытства.

— Гарь! — сказал старик, как выплюнул, развернулся, медленно похромал прочь.

А они так и остались стоять, напуганные, ничего не понимающие. Тишину нарушало лишь сиплое дыхание Тучи, кажется, ему до сих пор не хватало воздуха.

— Сумасшедший! — первым заговорил Гальяно. — Вы что-нибудь поняли, пацаны? Сто пудов, сумасшедший! Хорошо еще, если не буйный. Меченые! — Он брезгливо сплюнул себе под ноги, пытаясь избавиться от кислого вкуса во рту. — А на тебя, Туча, он чего ополчился?

Вместо ответа Туча замотал головой, по глазам было видно — он тоже ничего не понимает. Не понимает, но боится…

— Да, странный дед, с приветом. — Матвей вытер выступившую на лбу испарину. — А что у него с лицом?

— Ожог, — сказал Дэн. — Очень глубокий ожог.

— Может, уже пойдем? — Гальяно с опаской посмотрел в ту сторону, куда ушел старик. Кстати, направлялся он прямиком к гари. И серое на его сапогах — это, вполне возможно, не пыль, а пепел…

К вечеру зной спал, но оставаться в душной комнате не было никаких сил. Они расположились на уже облюбованной лужайке на прихваченном из комнаты покрывале. Гальяно, уже успевший получить от Василия сигареты, закурил. Матвей наблюдал за ним с завистью. После встречи в лесу ему тоже хотелось курить. Оказывается, случаются стрессы посильнее любовных терзаний.

— Я считаю, нам нужно туда наведаться, — сказал Гальяно, всматриваясь в крону старой липы, под которой они сидели.

— Куда? — спросил Дэн.

— На гарь. Надо же хоть посмотреть, что за место такое.

— Плохое это место, — буркнул Туча. — Что на него смотреть?

— Ты старика испугался, что ли? — Гальяно выдохнул тонкую струйку дыма, усмехнулся снисходительно.

Ишь, улыбается, а еще час назад сам чуть не обделался от страха. Матвей закрыл глаза, ему не хотелось ни разговаривать про Чудову гарь, ни уж тем более, ходить на нее. В душе росло и крепло смутное беспокойство, избавиться от которого не было никаких сил.

— Испугался, — сказал Туча. — Мы все его испугались. В нем есть что-то…

— Неправильное, — закончил Дэн.

— Что там неправильного? — вскинул брови Гальяно. — Самый обыкновенный сумасшедший! Нес какую-то ахинею, про какую-то гарь.

— Не только про гарь. — Туча перешел на шепот. — Он еще говорил про то, что она нас пометила.

— Классический бред! — Гальяно взмахнул рукой.

— И про то, что я нашел вещь, которую не нужно было находить, — гнул свое Туча.

— И какую такую вещь ты нашел? — Гальяно загасил сигарету. — Блуждающий огонь? Так ты ж сам сказал, что не видел ничего конкретного, просто свет из-под земли.

— Не знаю. — Туча растерянно моргнул. — Я много всякого нахожу.

— Ключик, например, — вспомнил их недавнее ныряние Матвей.

— Нет, ключик — не вариант, — замотал головой Гальяно. — Вещица, конечно, симпатичная, но какое отношение она имеет к Чудовой гари и всему остальному?

— Я еще кое-что нашел, — сказал Туча после долгого молчания.

— Что?! — спросили они в один голос.

— В библиотеке, когда на меня посыпались книги. Помните?

Они в нетерпении закивали головами.

— Там в стеллаже был тайник. То есть это я так думаю, что тайник, потому что в нем было кое-что спрятано.

— Какой тайник? — спросил Матвей.

— Что спрятано? — Дэн, до этого момента совершенно спокойный, вдруг начал проявлять нетерпение.

— Тайник. — Туча посмотрел на Матвея. — Там полки такие толстые, в торце сантиметров десять, не меньше. Я сначала подумал, что это просто трещина. Ну от удара или от старости. Хотел посмотреть, как можно назад приделать, а оказалось, что это не трещина, что панелька эта торцевая вынимается, а внутри — тайник.

— А в тайнике что? — Глаза Гальяно загорелись алчным огнем. Небось уже нафантазировал себе бесценных сокровищ, спрятанных в библиотеке.

Матвею и самому было интересно, что же такое откопал Туча. Ведь тайники создаются не просто так.

— А в тайнике вот это. — Из-за пояса штанов Туча вытащил какую-то книжицу, положил ее в центр покрывала.

— Книжка? — Гальяно разочарованно вздохнул.

— Это не книжка. — Дэн взял находку в руки, раскрыл. — Это дневник.

— Чей дневник? — Матвей подсел поближе, заглянул Дэну через плечо.

Это и в самом деле был дневник. Местами потертая кожаная обложка, пожелтевшие от времени, но все еще плотные страницы, исписанные крупным, порывистым почерком, а на первой странице — от руки нарисованный, готовый ринуться в атаку вепрь, точная копия того, что на экслибрисе.

— Это дневник графа Шаповалова. — Дэн пробежался пальцами по рисунку.

— Которого из двух? — уточнил Гальяно.

— Андрея, — сказал Дэн уверенно. — На его экслибрисе нарисован вепрь, а на экслибрисе его брата — волк.

— Странно как-то. — Матвей в задумчивости взъерошил волосы. — Фамилия одна, а экслибрисы разные.

— Да, странно. — Дэн перевернул страницу, сказал задумчиво: — Может, ответ здесь. Туча, ты уже читал?

— Когда? — Тот пожал плечами. — Я же все время был с вами.

— В таком случае предлагаю не откладывать дело в долгий ящик! — Гальяно поерзал, устраиваясь поудобнее. — Читай, Киреев, что там этот граф написал!

1908 год

Завтра идем с Игнатом в ночное! Отец долго не хотел отпускать, но Игнат его уговорил. Есть у него такой особенный дар — влиять на людей. Вот и отец, со мной строгий и несгибаемый, с Игнатом становится мягким, как воск, соглашается со всем. Пусть не сразу, но соглашается. Два дня всего понадобилось, чтобы категоричное отцовское «нет» превратилось сначала в осторожное «я подумаю», а потом и в долгожданное «ваша взяла!».

— Шкурой за мальчишек отвечаешь, Степка! — Отец смотрел на старшего конюха и хмурил густые брови так, словно и в самом деле собирался спустить с ни в чем не повинного Степки шкуру.

Степка кивал, мял в руках картуз, заверял отца, что ничего страшного с «их сиятельствами» не приключится. Что ж с ними может приключиться?! Места кругом тихие, лихих людей не водится, а работу свою он знает.