Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Плиний Младший приводит показательный анекдот в письме своему приятелю Ацилию. Письмо состоит из двух абзацев. В первом рассказывается ужасная история о бывшем преторе Авле Ларции Македоне, убитом в римских банях (к ней мы вскоре вернёмся). Во втором Плиний пытается разрядить обстановку с помощью своего хвалёного остроумия. Он описывает забавную сценку из жизни того же Македона, также разыгравшуюся в бане и, по мнению Плиния, предвосхитившую его гибель. Дело было так: в бане столпилось много народу, и раб Македона слегка дотронулся до какого-то всадника, прося дать проход своему господину. Всадник должен был подчиниться, поскольку Македон занимал более высокое положение в обществе. Однако всадник не понял, что раб пытался оповестить его о прибытии Македона. Он счёл прикосновение оскорблением и отреагировал моментально и резко: замахнулся и нанёс человеку такой удар, что тот едва не упал. Плиний находит этот ужасный случай занятным не потому, что подобная реакция на лёгкое касание кажется ему неадекватной и отвратительной, а потому, что всадник промахнулся и ударил не раба, а самого Македона. Если бы сам Македон не пострадал от руки другого свободного человека, которому наверняка тут же стало очень стыдно за своё поведение (чтобы осознать всю нелепость ситуации, вспомните, что дело происходит в бане, и они там все голые), никто не удосужился бы написать о случившемся. Это был бы всего-навсего очередной акт насилия – совершённый в ответ на воображаемое оскорбление, то есть просто потому, что всадник мог это сделать – в отношении человека, чья жизнь ничего не значила, потому что он был рабом. История о том, как случайно унизили покойного претора, казалась Плинию забавной, но до крайне жестокого обращения с порабощённым человеком ему не было никакого дела.
Вот ещё одна история, на сей раз об императоре Адриане. Приводит её Гален. В приступе гнева, причина которого не сообщается (представляйте что хотите – лично мне кажется, что он получил неприятное письмо), Адриан воткнул в глаз своему рабу палочку для письма. Просто взял и оставил без глаза человека, подвернувшегося ему под руку. Успокоившись, Адриан расстроился из-за того, что по его вине человек наполовину ослеп, и попробовал откупиться от несчастного. Показательно, что он предложил ему не свободу, а всего лишь любые материальные блага на выбор в качестве компенсации за непоправимое увечье, с которым рабу предстояло и дальше прислуживать столь раздражительному человеку. Раб от всех подарков отказался и просто попросил вернуть ему глаз. Вот и вся история[123]. Видимо, он не получил ничего, потому что того, о чём он просил, император ему дать не мог. Эта маленькая история многое говорит о «божественном» Адриане, которого чаще вспоминают как защитника рабов от их поработителей, но об этом позднее. Нрав у него, как видите, был крутой. Он напоминает мне геймеров с YouTube, которые во время онлайн-трансляций «сгоряча» выкрикивают расистские оскорбления, а потом извиняются за то, что показали своё истинное лицо. В моменты неконтролируемого гнева наружу выходят предубеждения, которые люди предпочитают скрывать на публике. В такие моменты некоторые геймеры вдруг становятся расистами, а некоторые римские рабовладельцы калечили порабощённых людей, подобно тому, как Чарльз Фостер Кейн[124] ломал мебель.
В таких условиях проходила вся жизнь римских рабов: произвольное насилие было как минимум возможно, если не ожидаемо. И речь не только о физическом насилии. Римские рабовладельцы обожали давать друг другу советы о том, как осуществлять психологический контроль над порабощёнными людьми. Люди вроде Колумеллы, Варрона, Плутарха и Катона (который был настолько суров, что его не очень-то любили сами римляне) писали, что следует изолировать рабов от их соотечественников и мешать им изучать языки товарищей по несчастью. Эти знатоки советовали настраивать порабощённых людей друг против друга и поощрять конкуренцию между ними, чтобы те ненароком не сдружились. В отношении отдельных рабов рекомендовалось использовать метод «кнута и пряника»: с одной стороны, регулярно бить их, насильно раздевать и морить голодом, с другой – обещать в будущем наградить их или даже в один прекрасный день освободить, а пока просто хвалить их и предоставлять им возможность устраивать личную жизнь. Награды и наказания, связанные с семьями порабощённых – их партнёрами и детьми – особенно ужасают, и поэтому активно применялись. Поработитель мог разрешить своим рабам жить семьёй, а мог навсегда разлучить членов семьи, продав их разным владельцам. И он пользовался этой властью в безжалостной, тщательно рассчитанной манере, чтобы полностью контролировать поведение людей, находившихся у него в собственности[125].
В этом мире безраздельного господства убийства не были редкостью. Чаще всего, разумеется, убивали рабов, но до этой темы мы ещё дойдём, потому что с ней всё не так просто. Рассмотрим для начала то, чего так боялись сами римляне: случаи убийства рабовладельцев порабощёнными ими людьми. Подобное происходило гораздо реже, чем может показаться. Римские аристократы были крайне уязвимы для своих рабов – ведь те спали с ними в одних спальнях, одевали их, мыли, кормили и в буквальном смысле носили на руках. Вам хватило бы пары минут, чтобы задушить богатея тогой, если бы он приказал вам его одеть; можно было ударить его по голове особенно роскошной вазой или бросить его в обустроенный им за огромные деньги декоративный пруд – однако рабы почти никогда не решались на это, потому что наказания за насилие над господином были исключительно ужасными – даже по римским меркам.
Самые известные случаи убийств рабовладельцев порабощёнными людьми объединяет то, что в историю вошли не сами рабы, а их жертвы. И Авла Ларция Македона, и Луция Педания Секунда убили группы рабов, о которых мы мало что знаем. При этом оба убийства вызвали ажиотаж: первое – из-за странности преступления, а второе – из-за суровости наказания. Македона убили в его частных банях в Формиях[126]. Может быть, он построил частные бани, потому что в общественных с ним произошёл вышеописанный неприятный инцидент, но, возможно, это просто совпадение. Так или иначе, он лежал голый и весь потный в бане у себя на вилле, как вдруг его окружила толпа недружелюбно настроенных рабов. Плиний Младший потчует своего приятеля сомнительными, но красочными подробностями: один человек схватил Македона за горло, после чего остальные принялись его бить. Они били и пинали его, норовя ударить «по тайным частям», пока Македон не упал на пол и не перестал шевелиться. После этого нападающие вынесли его из бань и попытались создать видимость того, что он просто потерял сознание на жаре. А синяки на его теле появились, наверное, потому, что он натыкался на разные предметы – точно не на кулаки – пока, наконец, не грохнулся на пол. Рабы, которые остались ему верны, перенесли его в прохладное помещение, где он пришёл в себя, назвал имена виновных и вновь потерял сознание. Интересно, что он держался за жизнь, пока напавших на него не казнили за убийство, и только после этого умер. Могу лишь предположить, что наблюдать за казнью человека, осуждённого за то, что он тебя убил, отрадно, но ужасно сюрреалистично. Я, во всяком случае, после этого перестала бы доверять своим докторам[127].