Помимо официальных представителей державы-победительницы ВК мобилизовало неофициальных агентов, в том числе немецких офицеров разведки, со времени большевистского переворота в Петрограде руководивших «разведывательным бюро Большого генерального штаба»[3367]; представители союзников по Антанте видели в нем «немецкую контрольную комиссию», которая работала за кулисами и господствовала над российским Наркоматом иностранных дел до такой степени, что без ее разрешения ни один иностранец не мог выехать из России или въехать в нее[3368]. В середине декабря в Петроград приехал стокгольмский банкир Улоф Ашберг[3369], в начале января 1918 г. там же находился германский посол в Стокгольме Люциус[3370]. Оба явились в Смольный не с пустыми руками[3371]. Это относится и к швейцарскому связному ВК с Лениным Карлу Моору, который, по словам Фрица Платтена, прибыл в Петроград в начале 1918 г. Ленин предоставил ему роскошную квартиру поблизости от своего рабочего кабинета в Смольном и ежедневно с ним консультировался[3372]. Согласно сообщению Моора австрийскому послу в Стокгольме принцу цу Фюрстенбергу, его задача в Петрограде состояла в том, чтобы «держать под контролем тамошние происки социал-демократов западных держав» и «вообще содействовать скорейшему соглашению с нами»[3373]. Заметив позже, что его первые впечатления от российской столицы связаны с разгромом Учредительного собрания, Моор, вероятно, дал понять непосредственную цель его командировки. Во время созыва Учредительного собрания и последующих мирных переговоров Моор оказывал Ленину столь эффективную поддержку в духе ВК, что фон Берген написал барону Ромбергу 3 апреля 1918 г.: «Его влияние кажется действительно сильным»[3374].

4 (17) января 1918 г. Ленин поручил Н. И. Подвойскому образовать «чрезвычайный военный штаб», который снова ввел в столице военное положение. Утром 5 (18) января центр города напоминал военный лагерь[3375], а «Правда» вышла с громадным заголовком: «Сегодня гиены капитала и их наемники хотят вырвать власть из рук Советов»[3376]. Назначенный Лениным «охранять» Учредительное собрание Урицкий объявил, что демонстрации вблизи Таврического дворца будут разгоняться силой. Это предупреждение относилось к намеченным демонстрациям Союза защиты Учредительного собрания. С утра в нескольких пунктах городского центра собралось около 50 тыс. демонстрантов, в том числе студентов и представителей интеллигенции свободных профессий[3377], чтобы сплоченными рядами идти на Марсово поле. После митинга на Марсовом поле предполагалось двинуться к Таврическому дворцу, а оттуда по Таврической улице на Невский проспект. Маршрут демонстрации очень напоминал пути следования различных большевистских вооруженных манифестаций с целью захвата власти, что не укрылось от внимания Ленина.

В полдень депутаты Конституанты собрались в Таврическом дворце в окружении небывалого количества тяжелого оружия и солдат, среди которых преобладали латышские стрелки. Дворец походил на «осажденную крепость, уже взятую врагом»[3378]. Его окрестности оцепили войсками, все прилегающие улицы были заняты вооруженными до зубов солдатами и безлюдны. Депутатов пускали во дворец по специальным пропускам, подвергая на входе строгому, унизительному контролю.

К назначенному времени открытия, часу дня, появился Ленин, «внутренне уже очень взволнованный», с большевистской делегацией и направился в старую правительственную ложу. Там он, «белый как стена»[3379], выжидал несколько часов, прежде чем велел открыть собрание: хотел сначала убедиться в исходе демонстрации. Эти часы ожидания следует отнести к тяжелейшим моментам его сотрудничества с Людендорфом: ему пришлось признать, что страница российской классовой борьбы вследствие его политики соглашательства с немцами перевернута вверх ногами. Так долго агитируемые большевиками рабочие петроградской военной промышленности вышли вместе с представителями профсоюзов и социалистической интеллигенции на защиту Учредительного собрания от произвола его партии. Они, в отличие от большевистских демонстраций перед захватом власти, собрались на мирный митинг, каковым Ленин объявлял вооруженные манифестации своей Военной организации, обманывая общественность.

В ожидании аналогичных беспорядков были проинструктированы соответствующие инстанции: Петросовет, предупреждая о «саботажниках, буржуях, корниловских прихвостнях», призвал рабочих не покидать заводы и фабрики; ВЧК объявила, что любая агитация за митинг среди рабочих будет пресекаться[3380]. Ленин и Подвойский сообща решили, что надо будет пугнуть демонстрантов огнем и разогнать демонстрацию[3381]. На подходе к Таврическому дворцу демонстрантов встретили винтовочные залпы[3382]. Позднейшая большевистская версия, будто участники демонстрации хотели оттеснить караулы перед дворцом, а те в ответ с полным правом стали стрелять, недостоверна и так и не доказана. Сначала под обстрел попала идущая с музыкой колонна Обуховского завода, у рабочих вырывали и жгли знамена; среди стрелков видели немецких солдат и гельсингфорсских матросов. Всех демонстрантов со значками Союза защиты Учредительного собрания арестовывали. На Литейном проспекте с крыши дома открыли огонь по колонне демонстрантов при первых же здравицах в честь Учредительного собрания. Жертвами обстрела пали 21 чел.[3383] Представители демократической общественности при большом стечении народа символично похоронили их 9 января, в годовщину «Кровавого воскресенья», на историческом Преображенском кладбище, рядом с могилами жертв 1905 г.