— Который сейчас час? — пробормотала она из-под смятых простынь.

— Пора вставать, — скомандовал он резким тоном, и, открыв глаза, Мэгги увидела Люка, одетого в одни только джинсы и изучающего ее с холодным осуждением во взгляде.

— В чем дело. Люк, — неуверенно спросила она и взглянула на часы. Вставать в такую рань не было никакой необходимости. — Но ведь сейчас еще только пять часов утра! — запротестовала она.

— Вполне достаточно.

— Но…

— Мэгги, вставай и убирайся отсюда, — грубо оборвал ее Люк. — Ты пришла сюда одетая или прибежала прямо голышом? — В его голосе звучало плохо скрываемое отвращение.

— Одежда там, — сказала она готовым вот-вот сорваться голосом и указала на гардероб.

Скривившись, Люк вытащил оттуда узенький кружевной бюстгальтер, такие же трусики и платье и резким жестом бросил их на кровать.

— Одевайся! — отрывисто приказал он и вылетел из комнаты, оставив ее в полном недоумении.

Одевшись, Мэгги поспешила в гостиную, где нашла его стоящим возле огромного окна и глядящим невидящими глазами на открывающуюся перед ним величественную панораму лондонского рассвета. Услышав звук ее шагов, Люк повернулся. При виде каменного выражения его лица у Мэгги сердце ушло в пятки. Значит, кошмар был реальностью.

— Люк, что случилось? — требовательно спросила она; голос ее звучал на удивление ровно.

Губы Люка скривились в насмешке.

— Ты хочешь спросить, что случилось? Этой ночью я лишил тебя девственности.

— Но я сама хотела этого!

— О да, — язвительно согласился он. — Ты дала это понять вполне ясно. Боже милостивый! Для девственницы ты показала удивительные способности к соблазнению. Скажи честно, ты брала у кого-нибудь уроки?

Мэгги в недоумении уставилась на него.

— Но… Мне показалось, что все было просто чудесно, — запинаясь, выговорила она. — А тебе?

— Не будь так чертовски наивна! — воскликнул Люк. — Конечно, это было чудесно! Секс вообще чудесная вещь — иначе зачем было бы людям творить ради него столько глупостей?

— В том числе и тебе, полагаю? — спросила она слабым голосом.

— Да, в том числе и мне, — резко ответил он.

Мэгги решила сделать последнюю попытку — поставить на карту все, прежде чем окончательно осознать, что она потеряла Люка.

— Но я люблю тебя, Люк, — нежно прошептала она. — Ты же знаешь это.

Люк поджал губы, никогда еще он не казался ей столь красивым. И столь далеким.

— Любишь? — недоверчиво переспросил он. — Что ж, если твои понятия о любви именно таковы, то это крайне удобный взгляд на вещи. Впредь я буду пользоваться словом «любовь» с осторожностью. Что до меня, то я бы назвал это игрой в Лолиту.

Обида Мэгги, начавшая закипать еще с того момента, как он вышвырнул ее из своей постели, наконец прорвалась наружу.

— Лолита? — горячо воскликнула она. — Я вовсе не Лолита! Как мне вбить в твою тупую голову, что я намного старше, чем была она? А как насчет тебя самого?

— Что насчет меня самого? — огрызнулся он.

— Тебе нравится разыгрывать передо мной роль Пигмалиона. «Мэгги, ты будешь делать это!», «Мэгги, ты будешь делать то!» Ты манипулируешь мной, как шахматной фигурой!

— Перестань умничать.

— Ничего не могу с собой поделать — я действительно умна.

— Не так уж ты умна, — угрюмо возразил Люк, — если решила, что, соблазнив меня, получишь в качестве награды предложение брака?

— В качестве награды? — воскликнула Мэгги, не веря своим ушам. — Ты что, рассматриваешь себя как своего рода спортивный приз? Что ж, я тоже, но только как утешительный.

Они смотрели друг на друга, в воцарившейся тишине было слышно лишь их прерывистое дыхание. И тут Люк выложил свой последний козырь.

— Все! — решительно сказал он. — Я уезжаю обратно в Штаты, Мэгги.

С большим трудом Мэгги удалось сохранить спокойный вид, хотя сердце ее сжалось от страха.

— Когда?

— Как можно скорее.

— И как скоро это будет?

— Надеюсь, что сегодня днем.

— А скорее нельзя? — язвительно спросила она. — Но как насчет Лори? Кто будет присматривать за ней?

— Что-нибудь придумаю, — отрезал он.

— А как насчет меня, — спросила она против собственного желания.

— Тут никаких сложностей. Эта квартира принадлежит мне, и ты, разумеется, вольна оставаться здесь столько, сколько захочешь…

— Я не останусь здесь, если…

— Прежде чем решаться на поступки, которые могут самым серьезным образом повлиять на твое будущее, — холодно сказал он, — советую выслушать меня. Ты можешь оставаться здесь столько, сколько пожелаешь. Иначе тебе придется возвратиться к маме. Но поскольку ты решила посвятить себя рекламному бизнесу, то вряд ли будет разумно жить в сельской местности. — Несколько неуверенным жестом он указал на лежащий на столе листок бумаги. — Я оставляю тебе чек.

— В награду за услуги?

— Перестань! — Он скривился. — Прерывая нашу договоренность столь неожиданно, я должен выплатить тебе возмещение, по крайней мере, в размере месячной платы. Положи это на свой счет, там на твое имя положены еще деньги…

— Я не прикоснусь к твоим деньгам, потому…

— Ты не в театре, Мэгги! — прервал он ее. — Надо же тебе будет на что-то жить.

Она решила попытаться в последний раз.

— Так, значит, все кончено, Люк?

Он засунул руки в карманы джинсов, ткань которых при этом до неприличия обтянула его бедра, и кивнул.

— Боюсь, это единственно возможный выход, Мэгги.

— Понимаю. — Странно, подумала она, как всего лишь за несколько часов от состояния бурной радости можно перейти к полной безысходности.

— Желаю удачи на выбранном тобой поприще, — с явным трудом произнес он. — И думаю, что для всех заинтересованных сторон будет лучше, если ты уйдешь куда-нибудь на весь день, пока мы не уедем. Согласна?

— Прежде чем я уйду, — ответила она, не в состоянии сдержать дрожи в голосе, — мне хочется… по-попрощаться. С Лори.

В первый раз за все утро решимость Люка, казалось, поколебалась. Подумав, он кивнул.

— Разумеется. — Голос его звучал официально, как будто перед ним был служитель автостоянки. — Она проснется через час.

— Тут пришел один джентльмен, Мэгги. Хочет тебя видеть.

— Что? — С отсутствующим видом чертя каракули на лежащем перед ней листе бумаги, Мэгги Десмонд сосредоточенно размышляла над тем, каким образом можно заставить покупать новый сорт крема для обуви людей, давно, кажется, переставших чистить ее. Уставившись невидящим взглядом на стоящую в дверях секретаршу, она переспросила: — Что там?