— Чаще меня в их комнатках никто не бывал, — отшучивается он и, прежде чем я успеваю еще что-нибудь спросить, заходит в свои покои.

Мне остается лишь следовать за ним. Дверь открывается рядом с письменным столом и ведет в просторную гостиную. Слева стоит обеденный стол, а справа, у камина, теснятся придвинутые друг к дружке диванчики и кресла. Пол покрывает толстый плетеный золотисто-зеленый ковер, остальное же убранство обладает более темной расцветкой. Над обеденным столом висит люстра, а стены украшают корделлианские пейзажи: лавандовые поля, ярко-зеленые леса, текущие сквозь желтые прерии реки. Здесь все обустроено мило, но практично. С легкостью можно представить, как тут проходят и стратегически важные совещания, и азартные карточные игры.

— Я быстро, — прикрыв за нами дверь, обещает Терон и скрывается в расположенной справа ванной.

Я слышу, как льется вода. Обхожу гостиную, пытаясь не думать о том, что дверь в спальню Терона распахнута, а он сам сейчас обнажен. Снег небесный, никогда в жизни я не думала столько о раздетых мужчинах. Даже в лагере меня не сильно волновало, когда Мэзер мылся возле палатки. Я вздыхаю, прижав ладони к пылающим щекам, и с удивлением замираю в центре комнаты. Здесь полно вещей! Не только мебель и украшения. Страшный, просто колоссальный беспорядок.

Картины всевозможных размеров и форм стоят на хаотично расставленных по комнате кипах книг, прислонены к письменному столу, стенам и креслам, а маленькие рисунки устилают столешницу, покрытую тонкой хлопчатобумажной скатертью. Искусно сделанные маски с драгоценными камнями и золотыми узорами свисают с лент, привязанных к рамам картин. Книги кипами громоздятся у камина, лежат на маленьких приставных столиках и так тесно забивают книжные полки, что кажется, еще чуть-чуть, и вся эта громадная конструкция взорвется бумагой и пылью. Здесь есть и огромные фолианты, столь старые и хрупкие, что боязно дышать на них: вдруг рассыплются?

Нагнувшись над обеденным столом, я скольжу взглядом по крохотным, размером с ладонь, картинам с изображениями дубовых рощ и книгам, желтые страницы которых торчат из переплетов. На одном из прямоугольных томов золотыми буквами вытеснено название: «История торговли на реке Фений». Рядом книга в толстом кожаном переплете — «Рассказы о горцах». Тут же лежит пачка чистых пергаментных листов. Несколько неразборчивых строк на одном из них набросаны тем же почерком, что и стихотворение в библиотеке. Работа Терона. Я щурюсь, но могу разобрать лишь несколько слов — «истинный», «мог» и пару других. Мое внимание привлекает коллекция овальных портретов в небольшой шкатулке. Все они вставлены в тонкие серебряные рамки. Я провожу пальцами по лицу женщины с собранными в тугой пучок волосами. Она так хмуро смотрит с картины, словно злится на художника.

За спиной хлопает дверца шкафа. Вздрогнув, я отодвигаюсь от стола, чтобы заглянуть тайком в соседнюю комнату. Однако мне видна лишь кровать с балдахином, залитая бледным светом из открытого окна. Снова хлопает дверца, и я делаю к ней шаг как раз в тот момент, когда из нее выходит Терон, убирающий влажные волосы в хвост. Он сменил тренировочную одежду на черные брюки с тонкими золотыми вставками по бокам, плотно пригнанную по фигуре белую рубашку, застегнутую до самой шеи, и черный жилет, прикрывающий перевязанную грудь.

Терон приглаживает волосы.

— Что бы тебе хотелось сначала увидеть? У нас есть довольно большой зверинец в лесу, картинная галерея в северном крыле…

— Картинная галерея? Ты уверен, что в ней еще что-то висит? — Я обвожу рукой гостиную. — Похоже, твои дворцовые обязанности лишь прикрытие для неуемного растаскивания предметов живописи.

Окинув комнату взглядом, Терон рассеянно направляется к ближайшей кипе книг, берет одну из них и пробегает пальцами по корешку. Потом насмешливо смотрит на меня.

— Должен признаться, что библиотеки я тоже растаскиваю. И у меня есть на это причины… — он задумчиво прищуривается.

— Хочешь иметь надежный тыл, на случай если король из тебя не выйдет? — улыбаюсь я, хотя уже понимаю, что могу попасть в точку.

Терон пожимает плечами и кладет книгу обратно.

— Частично. Но по большей части я делаю это потому, что отец считает мое увлечение книгами и живописью совершенно неподходящим для будущего короля. И он ногой не ступит в мои покои, пока я буду продолжать забивать их всяческими реликвиями. — Терон широко улыбается мне. — Но дело еще и в том, что большая часть этих вещей принадлежала моей матери.

— Твоей матери?

Я оглядываю книжные полки, вспоминая уроки Генерала. Наверное, ожидалось, что Терон, полукорделлианец-полувентраллианец, больше пойдет в отца, чем в мать. Я касаюсь корешков стоящих на полке книг. Они напоминают мне о костровой чаше Финна. О том, как крепко ты держишься за прошлое, даже если тебе больно от понимания, что его не вернуть. Но эта боль не так ужасна, как та, которую приносит забвение.

— Мне очень жаль, — произношу я, не осознавая до конца, к чему отношу эти слова. Мне жаль, что твоей матери больше нет? Мне жаль, что твой отец использует вас?

Терон пожимает плечами и, подойдя ближе, встает на противоположном конце у книжный полки.

— Ты много читаешь?

Я провожу пальцами по надписи на корешке одной из самых толстых книг.

— Только когда меня заставляет Генерал. Предпочитаю проводить время, кромсая воздух, — улыбаюсь я, но Терон лишь задумчиво смотрит на меня.

Он идет к картинам, нагроможденным в углу гостиной.

— У меня есть пейзаж, который, как мне кажется, понравится тебе. Картина старая, но в хорошем состоянии…

Он продолжает что-то говорить, но я его уже не слышу. Мой взгляд прикован к толстой книге, по которой я только что провела пальцами. Книга старая, очень старая — из тех хрупких фолиантов, которые выглядят так, будто в любую секунду рассыплются в пыль. Я читаю название: «Магия Примории». Такая магия, как… мои сны о Ханне?

Я очень мало знаю о магии, и то по рассказам Генерала, но должно же быть какое-то объяснение моим снам, если они, конечно, не вызваны стрессом. Такое очень даже возможно. Однако если нет, это значит одно: есть еще какой-то магический источник помимо королевских накопителей. Он имеется в расщелине, но его магия влияет только на королевства Сезонов — так же, как магия королевских накопителей влияет только на жителей королевств. Если бы я находилась в одном из королевств Сезонов, то приписала бы свои сны о Ханне источникам из расщелины, хотя я о таком никогда не слышала. Но здесь, в Корделле, что может вызывать подобные сновидения?

Рассуждая об этом, я начинаю потихоньку сомневаться. Тысячи лет прошло с тех пор, как источник магии в расщелине был потерян из-за обвала или диверсии. До этого к нему можно было спокойно прийти, но после осталось только восемь королевских накопителей. Если бы существовал другой источник магии, то кто-нибудь обязательно бы его нашел, разве нет?

Я достаю старинную книгу с полки. В нижнем правом углу стоит печать — темно-красный воск почти стерся. На ней изображен столп света, бьющий в вершину горы. А поверх изображения нанесены слова, из которых мне удается разобрать лишь несколько слогов — «…ен Искуп…». Печать книжника? Я вожу по ней пальцами, задумчиво закусив губу.