— Мы можем поговорить? — тихо спрашивает он.

Волоски на моей шее шевелятся. Нет. С чего мне вообще с ним говорить? Но я не должна злиться на него. Во всем виноват Генерал. Я смотрю на Терона. Он повернулся в сторону мишени, установленной рядом с моим шестом. Принц поднимает руку, и каждый мускул на его спине напрягается, когда он взмахивает топором. Размах становится все шире и шире, крепче и крепче, затем бросок — и топор летит, переворачиваясь в воздухе. Его лезвие входит в самую середину мишени, и рукоять покачивается от силы удара.

Терон разворачивается ко мне, улыбаясь.

— Мой выбор оружия не важен, — говорит он, продолжая наш разговор, как будто его никто не прерывал. Его взгляд перемещается на стоящего за моим плечом Мэзера. — Что бы я ни использовал, я всегда достигаю цели.

Я удивлена, а Мэзер позади судорожно вздыхает. Все присутствующие на тренировочной площадке застывают, полные любопытства, наряду с которым растет напряжение. В воздухе пахнет дракой. Мэзер придвигается ближе.

— Мира, пожалуйста, — тихо и сдержанно говорит он мне на ухо.

Терон встречает мой взгляд, улыбается — широко и весело, от души — и направляется к мишени за своим топором. Он достигнет цели, что бы ни использовал. В какой бы ситуации ни оказался. Сколь мало ни контролировал бы свою жизнь. Я не могу сдержать смеха. Поворачиваюсь к Мэзеру и убираю в чехол шакрам.

— Чем могу быть вам полезна, мой король?

Мэзер бледнеет. Проводит ладонью по лицу, чтобы взять себя в руки, и от него снова веет непробиваемой решимостью. Он кивает в сторону конюшни.

— Идем со мной.

Одна половина конюшни занята стойлами с лошадьми, высовывающими свои любопытные морды из-за заграждений, а вторая представляет собой широкую комнату с дубовыми столами, шкафами и ржавыми оружейными стойками. Двери конюшни распахнуты, поэтому внутри свежо и прохладно, но устилающая каменный пол солома и пыль ясно дают понять, что хозяева тут — мужчины. Мэзер решительно проходит в комнату и останавливается у правой стены. Он вперивает в нее взгляд, вздернув подбородок и скрестив руки.

— Я думал, что, может быть, когда у Винтера будет такое место… — Его голос обрывается, и раздражение, мерцавшее в глазах секунды назад, слегка сходит.

Я встаю позади него и так же складываю руки на груди. Стену закрывает карта. Подробная и чуть ли не в натуральную величину, она показывает всю Приморию от крайних северных Пейзлийских гор до крайних южных Кларинских гор. В самом центре карты лежат зелено-желтым пятном Ранийские прерии и Элриджский лес, а реки Фений и Лэнгстоун делят ее на две почти равные части. Но уникальной эту карту делают изображения королевств: в их центре сверкают маленькие рисунки королевских накопителей.

— Так ты об этом хотел поговорить? — фыркаю я. — О географии?

Мэзер, нахмурившись, качает головой:

— Нет, я… — Он умолкает, не найдя подходящих слов, и проводит рукой по лицу. Когда он снова заговаривает, в его голосе звенит злость, его слова резки и отрывисты. — Я хотел, чтобы ты увидела это. Увидела все. Я хотел объяснить тебе… Снег небесный, да выслушаешь ты меня наконец?

— А ты заслуживаешь, чтобы я тебя выслушала? — огрызаюсь я.

— Нет, — признает он, удивляя меня. — Но ты заслуживаешь услышать то, что я тебе скажу. Ты заслуживаешь этого, Мира. Дело отнюдь не во мне.

Я закатываю глаза, но молчу и не ухожу, что Мэзер расценивает как разрешение говорить. Он вновь смотрит на карту, и его взгляд задерживается на Корделле. В середине территориальных границ Корделла блестит кинжал, а над ним стоит буква «М», указывающая на то, что магией владеют наследники по мужской королевской линии.

— Щит Пейзли подчиняется женской линии, — тихо произносит Мэзер, скользя взглядом по карте. Он словно говорит сам с собой. — Корона Вентралли — мужской. Секира Якима — женской, браслет Саммера — мужской, кольцо Отема — женской, посох Спринга — мужской и…

Сделав шаг вперед, он накрывает ладонью Винтер. Окаймленный на востоке Спрингом, на юге — горами, на западе — Отемом и на севере — Фением, накопитель Винтера занимает обширную часть земли — медальон в форме сердца с единственной снежинкой в самом его центре. Буква «Ж» над ним словно насмешка. Наглядный показатель того, из-за чего вся наша жизнь — борьба.

— Между чередой совещаний у меня едва хватало времени, чтобы свободно вздохнуть, — продолжает Мэзер, — но несколько дней назад я зашел сюда и увидел карту. Доминик сказал, что они повесили ее сюда как напоминание о том, какое место Корделл занимает в мире. Чтобы они смотрели на нее и понимали, кто они есть. Всего лишь кусочек в огромном полотне мозаики Примории.

— Что-то это не похоже на Ноума, — хмурюсь я. — Ему бы вряд ли такое пришлось по нраву.

Мэзер напрягается.

— Ноум и не давал подобного поручения. — Он оборачивается на меня, не убирая ладони с изображения медальона. — Его дал Терон.

Мэзер сжимает пальцы на карте, словно сжимая накопитель в ладони. Задняя часть настоящего медальона висит у него на шее. Рядом с нарисованным медальоном размером в ладонь он смотрится печально и безжизненно.

— Может, Ноуму и нравится делать вид, что Корделл — единственное королевство в мире, — замечает Мэзер, и в его голосе появляются жесткие нотки, — но именно благодаря этой карте его солдаты становятся рьяными корделлианцами. Она напоминает им о том, что они могли быть вентраллианцами, саммерианцами, якимианцами, но нет. Они — корделлианцы. И они готовы сражаться за свою землю. — Мэзер грустно улыбается. — Мне бы хотелось того же для Винтера.

Он отстраняется от карты и идет ко мне — ближе, еще ближе, — пока не оказывается почти рядом. Мы одни, все остальные солдаты тренируются на площадке.

— Я не хотел этого, — тихо говорит он, и слова падают между нами. — Я хочу освободить Винтер, но не хочу… не хочу Терона… для тебя. Я не хочу, чтобы ты считала себя бесполезной и думала, что другого не заслуживаешь, потому что это не так, Мира… и никогда так не будет.

Сердце гулко стучит о ребра. Меня охватывают страх и злость, и я не могу заставить себя посмотреть ему в глаза. Замолчи. Пожалуйста, замолчи.

— Я просто не знаю, как быть. — Дыхание Мэзера касается моего лица. — Перед отъездом из лагеря Генерал отвел меня в сторону и сказал, что я должен сделать. Я почувствовал такое опустошение, какого никогда в жизни не ощущал. И впервые по-настоящему понял, сколь многим мы должны пожертвовать, чтобы свергнуть Ангру, сколь мало значат наши жизни, когда нужно достигнуть цели. Я всегда думал, что мы найдем способ… преодолеть это… быть вместе. И клянусь тебе… — Мэзер приподнимает мой подбородок пальцами, принуждая посмотреть себе в глаза, — клянусь тебе, я найду способ все исправить. Я обещал, что восстановлю равновесие, и я выполню свое обещание.

— Нет.