Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Иногда ей даже хотелось, чтобы Джаред не звонил ей так пунктуально каждый день. Он все равно был бесконечно далек от нее, полностью погруженный в свои дела. Медленно и болезненно она начинала понимать, что обманывала себя, вообразив, что чувства были просто погребены в его душе и что их можно оживить. Нет, у него просто не было никаких чувств. К ней по крайней мере.
Он задерживался на Дальнем Востоке. После его отъезда прошло уже около двух недель, когда Дейвон позвонил Патрик — он был проездом в Ванкувере, всего на четыре часа. Дейвон встретила его на машине, и они с удовольствием пообедали вместе. С Патриком было весело. Они говорят на одном языке, казалось Дейвон, Патрик не отпихивает ее от себя, как Джаред. Но хотя ей очень хотелось рассказать Патрику о своих несчастьях, мысль о Джареде остановила ее.
На следующий день она улетела в Лондон на две последние конференции, к которым обязывал ее контракт, а оттуда сразу на Баффинову Землю — последняя поездка, после которой она была свободна. Самолет из Икуалита задерживался из-за сильных снежных буранов, так что, выбравшись наконец из салона в Монреале, Дейвон буквально падала с ног от усталости.
Она побрела за своим багажом. Ей предстояло переночевать в Монреале перед тем, как возвращаться в Ванкувер. Следовало бы, конечно, навестить Бенсона и Алисию, раз уж она оказалась так близко. Но ей не хотелось. Изображать счастливую новобрачную? Нет. Лучше ей вообще держаться от «Дубков» подальше.
В багажном отделении Дейвон нашла вертушку с вещами своего рейса. Под табличкой стоял мужчина — высокий, темноволосый, всем своим видом резко выделяющийся из толпы. Сердце Дейвон забилось быстрее. Его глаза нашли ее в толпе.
Дейвон не видела Джареда больше трех недель. Она резковато спросила:
— С Алисией и Бенсоном все в порядке?
Джаред только кивнул головой.
— Давай заберем твои вещи.
— Почему ты здесь?
— Я узнал, что твой самолет задерживается. Я ехал в Нью-Йорк и решил сделать небольшой крюк.
— Ты не ответил на мой вопрос.
— Я заказал номер в отеле. Там и поговорим.
«Да, черт побери, там мы поговорим», — воинственно подумала Дейвон, косясь на его невозмутимое лицо. Это просто нечестно, что он такой сильный, такой неодолимо мужественный, такой сексуальный... Себя она чувствовала менее всего сексуальной. Она — женщина на четвертом месяце беременности, которая устала, хочет лечь и поднять повыше отекшие ноги.
Три четверти часа спустя она вошла вслед за Джаредом в холл самого дорогого отеля в Монреале. Он чем-то очень напомнил ей дом в Ванкувере — такой же безупречно красивый и бездушный, и ей вдруг отчаянно захотелось вернуться в свою квартирку в Торонто, к той жизни, в которой еще не было Джареда.
Он коротко бросил:
— Дейвон, ты плохо выглядишь... Ты должна больше заботиться о себе... Я понимаю, у тебя сейчас такой период, но нельзя же так забрасывать себя.
— Иди ты к дьяволу, Джаред, — внезапно вспыхнула она.
— Как понимать твой ответ? Посмотри на себя — под глазами круги, а если ты сейчас же не сядешь, то просто упадешь.
Она яростно воззрилась на него:
— Тебя беспокоит только ребенок!
— А тебя? — возмутился он.
Ничего более жестокого он сказать не мог.
— Я не снимала эту одежду вот уже два дня, — сухо сказала Дейвон. — Мне надо в ванную. Закажи что-нибудь легкое на ужин, хорошо? — Она прошла в ванную и захлопнула дверь.
Он ничего не возразил на ее слова, что его беспокоит только ребенок.
Дейвон медленно открыла кран, вымыла волосы и погрузилась в теплую воду. «Не надо было так срываться, — думала она. — Это все равно не поможет. Но больше я этой ошибки не повторю. Я стану спокойной, разумной и сдержанной. И такой же равнодушной, как Джаред».
Она выбралась из ванны, завернулась в большое пушистое полотенце и принялась расчесывать волосы. Несколько минут спустя в дверь постучал Джаред.
— Дейвон? Можно я войду?
На мгновение она заколебалась. Потом чистым, спокойным голосом ответила:
— Конечно.
Джаред вошел. Она сидела перед зеркалом, обернув полотенце вокруг бедер, и расчесывала свои роскошные длинные волосы, которые блестели словно шелк. «Ее грудь стала полнее, — подумал он, чувствуя, как внезапно пересыхают губы. — Ее живот слегка округлился... ребенок — мой ребенок, наш ребенок — растет там». Он подошел к ней, сел на корточки и прикоснулся к ее гладкой матовой коже. Хрипловато сказал:
— Начинаешь полнеть, Дейвон.
— Уже больше четырех месяцев. Почти половина срока.
Сдавленным голосом он сказал:
— Я беспокоился не только о ребенке. Я беспокоился о тебе. Ты там, в глуши, отрезанная от медицинской помощи, среди снежных буранов... Я едва не сошел с ума.
— Мне не надо было так срываться.
Джаред слегка улыбнулся.
— Но иначе это была бы не ты.
Он приник щекой к ее животу. Сердце Дейвон начало медленно таять.
Закрыв глаза, она провела ладонью по его волосам и почувствовала его руку на своей груди.
— Пойдем в постель, — прошептал он. — Только там я могу в полной мере показать тебе, что ты для меня значишь.
— Да, — промурлыкала она, — идем в постель, Джаред.
Изо всех сил она старалась отогнать назойливую мысль, что они не смогут всю свою совместную жизнь проводить в постели.
А если это единственное место, где она имеет для него значение?
На следующее утро, наслаждаясь свежей клубникой, заказанной Джаредом на завтрак, Дейвон сказала:
— Джаред, можно я поеду с тобой в Нью-Йорк? Я могу пожить там в твоей квартире, сделать кое-какие покупки к Рождеству.
Ее губы были измазаны клубничным соком. Джаред протянул руку с салфеткой и вытер их.
— Я пробуду там всего одну ночь, — ответил он. — Потом мне нужно лететь в Техас на встречу директоров.
— Я могу пожить в пентхаусе, пока ты не вернешься.
— Дейвон, мы же решили, что наш дом будет в Ванкувере. И я не хочу, чтобы ты летала на самолетах чаще, чем это необходимо.
— Но я не больна! Я беременна. Все равно в Ванкувере я не чувствую себя дома.
Он с трудом сдерживал нетерпение и досаду.
— Я понимаю, что нечасто там бываю, но...
— Ты там вообще не бываешь.
— Пока ситуация на валютных рынках будет оставаться такой же, я буду занят больше, чем обычно... как только все успокоится, я смогу проводить с тобой больше времени.
Она подальше спрятала свою гордость:
— Мне одиноко там, Джаред.