Во всяком случае, именно в этом я пытаюсь убедить себя. И тогда я поднялась наверх, чтобы принять ванну до прихода Пола с работы (и где же, черт возьми, его носит? Уже очень поздно…), разделась и решила зажечь свечу, дорогую на вид, которую нашла вчера вечером, когда наводила порядок в одном из буфетов в резервной спальне. Должно быть, в моем воображении рисовалась романтическая сцена: я лежу в ванне, обнаженная, в мягком мерцании свечи, когда туда заходит Пол, который ищет меня по всему дому. Но через несколько мгновений после того, как я поднесла к свече спичку, воск потек, и я внезапно узнала смолистый запах духов Рейчел. Свеча, которую я зажгла, принадлежала ей.

Менабилли, ноябрь 1957

— Это леди Браунинг, — сказала Дафна, когда телефонный оператор Букингемского дворца наконец ответил на ее звонок.

— Попытаться соединить вас с сэром Фредериком? — спросил мужской голос, звучащий несколько озадаченно. — Уже почти полночь, леди Браунинг, полагаю, он ушел из офиса еще в начале вечера.

— Наверно, вы правы, — сказала Дафна, стараясь говорить спокойно и властно, хотя ей хотелось разрыдаться от охватившего ее беспокойства, граничащего с паникой. — Дело в том, что обстоятельства чрезвычайные, мне нужно поговорить с каким-нибудь ответственным лицом, это ужасно срочно.

— Подождите минутку, — сказал оператор, и линия, казалось, отключилась на несколько секунд, затем раздались слабые щелчки, и Дафна затаила дыхание, опасаясь, что их разговор прослушивается.

— Алло! — сказала она. — Слышит меня кто-нибудь?

Она побарабанила пальцами по столу в холле и бросила быстрый взгляд назад, однако дальние концы и закутки темного коридора разглядеть было невозможно: пространство, освещаемое электрической лампой, в котором она стояла, было слишком мало.

Наконец в трубке раздался голос:

— Леди Браунинг? С вами говорит дежурный офицер. Могу я вам чем-нибудь помочь?

— Вы должны выслушать меня очень внимательно, — сказала она, сделав глубокий вдох, чтобы успокоиться. — Существует заговор, угрожающий жизни членов королевской семьи, вы должны отнестись к этому со всей серьезностью. Мой долг предупредить вас, а ваша обязанность, получив мое предупреждение, — предпринять необходимые действия.

— Не могли бы вы сообщить побольше подробностей? — Голос мужчины был по-прежнему спокоен.

— Подробностей заговора?

— Да, это очень бы нам помогло.

Пока он говорил, она почувствовала, что теряет нить мыслей, — они раскручиваются и путаются в ее голове, а детали заговора, совсем недавно вполне для нее очевидные, становятся неясными.

— Леди Браунинг? — переспросил он. — Я не вполне уверен, что вы действительно леди Браунинг.

— Приношу свои извинения, — сказала она после долгой паузы. — Мысли путаются, я нахожусь в некотором замешательстве… А сейчас мне надо идти.

Она повесила трубку, даже не попрощавшись. Вроде бы она когда-то знала ответ на вопрос, заданный офицером, но теперь план заговора исчез, забылся. Такое же чувство охватило ее, когда она проснулась ни свет ни заря прошлым утром после снившегося ей и раньше кошмара: она сознавала во сне, что должна сделать что-то важное, касающееся какой-то встречи, денег и конкретных чисел, — не количества тех едва ли поддающихся исчислению неясных фигур, что следили за ней у Британского музея, а цифр из области арифметики, может быть, сумм, потраченных ею в Менабилли, которые она подсчитывала в конце каждой недели. Пробуждение сопровождалось чувством опустошенности, словно что-то ускользнуло от нее, ее неправильно поняли, все перепуталось, а она осталась всеми покинутой.

Она не обсуждала этот телефонный звонок с Томми, не была даже уверена, что во дворце сказали ему о нем. А может быть, он предпочел не касаться этой темы, надеясь обойти молчанием подробности этого вечера, то обстоятельство, что он, как подозревала Дафна, не вернулся домой той ночью. После ужасного, постыдного телефонного звонка во дворец она пыталась дозвониться до него, набирая его номер в Челси через каждые полчаса, потом с интервалами в пять минут, пока наконец не приняла в четыре часа утра двойную дозу снотворных пилюль, чтобы не позволить себе сделать то, чего ей хотелось, — набрать номер телефона Снежной Королевы.

На следующий день она чувствовала себя опустошенной, униженной и в то же время испытывала странное, ка-кое-то химическое ощущение выброса адреналина в вены, заставлявшее ее ходить взад и вперед, мешавшее усесться за письменный стол, писать или читать, делать хоть что-нибудь вместо того, чтобы кружить по дому. Она позвонила доктору в Фоуи и попросила его приехать.

— Я не могу выйти из дома, — сказала она ему.

— Почему бы вам не вызвать такси, чтобы вас отвезли к врачу?

— Нет, вы меня не поняли. Я не могу покинуть Менабилли.

Он приехал вскоре после полудня, когда утренний прием был закончен, и она сказала, что не может ясно мыслить из-за бессонницы.

— Плохо, что вы одни в пустом доме, — сказал доктор. — Вас терзает тревога, неудивительно, что вы не можете уснуть.

Дафна кивнула и заставила себя улыбнуться, чтобы не возбуждать лишних подозрений.

— Вы совершенно правы, но так уж получилось: мой сын вернулся в свой пансион, а Тод, экономка, вы ее знаете, помогает Анджеле в Феррисайде ухаживать за нашей больной матерью. Так что все у нас сейчас пошло кувырком… Мне нужен только хороший ночной сон, и тогда я снова приду в норму.

Он послушал у нее пульс и выписал новейшие снотворные таблетки, а для укрепления нервной системы — тонизирующее средство с железом. После его ухода она вышла прогуляться с собакой, надеясь, что дикие анемоны в лесу и пустынное, продуваемое всеми ветрами морское побережье принесут ей успокоение. Однако с запада стремительно надвинулась тяжелая завеса дождя, затмив бледный зимний свет. С пронзительными криками ныряли в воду чайки с острыми как нож клювами, словно собираясь наброситься на нее и выклевать глаза. «Трудно вообразить себе более заброшенное место», — подумала Дафна, устало шагая тропою Ребекки назад к Менабилли, ощущая капли дождя, текущие по ее лицу, как слезы. В тот вечер она поужинала тостами с сардинами, выпила не до конца бокал вина, слишком кислого, на ее вкус. Спать она отправилась рано, приняв две новые таблетки, и задремала, просыпаясь время от времени, охваченная необъяснимым, тяжким беспокойством из-за расписания поездов Пар — Паддингтон, нарушений в их движении и задержек отправления. В конце концов, когда уже за окном запели птицы, она погрузилась в более глубокий сон. Ей снилось, что она отправляется в Лондон из гавани Фоуи на лодке, то была лодка Томми, которая, стоило ей выйти в открытое море, начала наполняться водой, а она не успевала ее вычерпывать достаточно быстро, чтобы оставаться на плаву, и сознавала, что ей пришел конец, что она гибнет.

На следующее утро она вновь испытала странное ощущение некоего химического процесса в крови и все же, несмотря на возбуждение, заставила себя попытаться разрешить свои проблемы наиболее разумным образом. Ощутив, что в ее мозгу вновь зреет страх заговора, а хаос в мыслях подобен буйству гортензий в саду, она поняла, что должна возвращаться в Лондон. Надо последовать совету доктора: избавиться от тишины пустого дома, провести какое-то время с Томми, повидать Питера, который сумеет понять, что она имеет в виду, если речь пойдет о том темном, что, по-видимому, составляет часть их фамильной наследственности, — предрасположенности к несчастью, прослеживаемой в их родословной. Совсем не обязательно, что она станет говорить с ним об этом, но сама мысль о такой возможности, если возникнет необходимость, показалась ей утешительной.