Она толкнула створку двери и заглянула в церковь.

— Дайте мне фонарь, — прошептала она.

Луч света пробежал по скамьям, алтарю, статуям. Ничего подозрительного. Никаких следов насилия. Они не успели спрятаться…

Тим пошел вглубь деревни, к белому дому на вершине холма, над которым на высокой металлической мачте бился на ветру французский флаг. На землю начали падать редкие, но тяжелые капли дождя.

— Если радио где-нибудь и есть, то только здесь! — воскликнул он с надеждой.

Эмма не пошла внутрь. Она больше не могла выносить этого ужаса и боялась снова увидеть что-нибудь жуткое. Она села на верхние ступени крыльца и стала смотреть на манговые деревья, пальмы и заросли красного гибискуса.

Эмма чувствовала себя слабой и беспомощной. В горле саднило, в висках стучало, и она заплакала — сначала тихо, но потом зарыдала в голос, не выдержав ужасного напряжения. Она была опустошена, вместе со слезами ее покидали последние силы.

Вдруг краем глаза она заметила какое-то движение. Она вытерла слезы.

Нет, показалось… Ничего. Никого.

Что-то похожее на брюки тихо шевелилось на ветру… Это колыхался вдали полуоторванный от стены плакат. Эмма вымокла под дождем, но это пошло ей на пользу. Она немного успокоилась и мечтала о горячем душе. Где-то над океаном прогремел гром.

Тим вышел на крыльцо и остановился, не глядя на нее. Эмма сразу поняла, что их надежды не оправдались.

— Радиоустановка есть, но она разрушена, — мрачно сказал он.

— Что же нам теперь делать?

— Продолжать искать. Больше ничего не остается. Отчаиваться было нельзя. Они вернулись на улицу и стали осматриваться в поисках другого здания с антенной на крыше, хотя уже почти потеряли надежду. Они прошли метров двести и приближались к выходу из деревни, когда Тим тихо сказал:

— Не останавливайтесь и не оборачивайтесь. За нами кто-то идет.

— Я так и думала. Мне показалось, что я что-то видела.

— Кажется, он один. Мы заманим его на эту дорогу, а за поворотом я спрячусь в зарослях. Продолжайте идти. Я все сделаю сам.

Эмма не успела ответить, как Тим уже свернул на заросшую кустарником тропинку и бросился в заросли. Эмма прошла еще тридцать метров. Ничего не было слышно, и она стала нервничать. Не оборачивайся. Если он сзади, то поймет, что ты его заметила. Она провела руками по волосам, чтобы стряхнуть капли дождя, которые стекали на лоб.

— Стой! — раздался крик у нее за спиной.

Она обернулась и увидела, что Тим целится в темнокожего человека в пижаме. Она бросилась к нему.

— Не стреляйте! — умоляюще сказал незнакомец, подняв руки вверх.

Эмма встала рядом с Тимом. Все замерли и некоторое время стояли молча. Эмма спросила Тима:

— Вы его знаете? Он из деревни?

— Понятия не имею. Местных жителей я знаю плохо, я никогда не был в Ханававе!

Голос Тима звучал напряженно, и Эмма стала опасаться худшего.

— Я из деревни! — воскликнул человек. — Я здесь живу! Меня зовут Оскар Льонфа! Я живу здесь! Живу здесь!

— Опустите ружье, — сказала Эмма Тиму.

— Что?

— Опустите, он напуган так же, как и мы. Уберите оружие.

Тим нехотя опустил дробовик, человек тут же упал на колени и стал хватать ртом воздух.

— Боже мой, спасибо, — воскликнул он. — Пришла помощь? Это вы?

Эмма покачала головой. Она видела, что у человека красные глаза, будто он проплакал всю ночь.

— Вы видели, что произошло? — спросила она.

Лицо Оскара исказилось от ужаса, и он только тряс головой.

— Нет, но я слышал… У вас есть на чем плыть? Нужно немедленно отсюда убираться, я вам все расскажу, но сначала нужно бежать!

— Наш катер сел на мель, — сказал Тим. — Что вы слышали? Кто это сделал?

Оскар встал и обернулся, глядя на окружавший их лес. Дождь продолжал барабанить по листьям, их одежда промокла до нитки, а гром гремел уже совсем близко.

— Надвигается гроза… — сказал Оскар.

Эмме казалось, что он вот-вот упадет в обморок.

— Кто уничтожил деревню? — повторил Тим.

Оскар посмотрел на них и ответил:

— Вы.

Неожиданно дождь усилился и стал таким сильным, что Эмме пришлось крикнуть, чтобы услышать саму себя:

— Как это — мы?!

Страх на лице Оскара сменился гневом.

— Вы! Вы разрушили нашу жизнь! Вы привезли сюда ваши машины! Это все ваш шум!.. Много недель вы рыли землю там наверху, а теперь ворота преисподней открыты!

— О чем он говорит? — спросил Тим.

— О нас, людях из метрополии, — поняла Эмма.

— Вы рыли в наших горах, — повторял Оскар, — там, где мы никогда не тревожили землю! Вы пришли и всё разрушили. Вы открыли ворота в ад! Демоны вышли на остров! Это всё из-за вас!

— Успокойтесь, — сказала Эмма, подходя к нему.

Она заметила, что его глаза полны слез.

— Моя дочь! Они забрали мою дочь! И жену! Всю деревню! Я видел тела на скалах! Они всех убили!

Он закрыл лицо руками.

— Оскар, я сожалею, что ваша семья…

Она остановилась и замолчала, а он все плакал. Внезапно стемнело.

— Оскар, — повторила Эмма, — мы не можем оставаться здесь, надо идти обратно в деревню.

Эмма потянула его за руку, и он очнулся. Они вернулись к началу улицы, и Тим повел их к дому, который казался самым большим. Когда они входили в сад, Оскар остановился:

— Нет, сюда нельзя. Это дом Пьера, он не любит, когда к нему заходят, а его нет дома.

Эмма хотела напомнить ему, что это уже не важно, но промолчала.

— Ладно. А куда мы можем пойти? — спросила она так мягко, как только могла.

— Ко мне, я живу вон там.

И они пошли за ним по улице. Дождь был такой сильный, что было видно не дальше, чем на тридцать метров вперед. Тим прижимал к себе ружье, чтобы защитить от воды.

— Оно не герметично? — прокричала Эмма сквозь грохот.

— Не знаю, но лучше не рисковать! Вы думаете, этому человеку можно доверять?

— А разве у нас есть выбор?

Оскар привел их в маленький деревянный домик, стоящий прямо на земле, и закрыл за ними дверь. Он принес полотенца, чтобы вытереться, и одеяла, чтобы согреться. Он двигался как автомат, словно не вполне понимая, что делает. Эмма наблюдала за ним.

Оскар зажег масляную лампу — необходимую вещь в быту островитянина, ведь электричество тут бывает не всегда, — и поставил чайник на газовую плиту.