– Мне кажется, что я прав, – вздохнул Ториан. – Кто знает все наверняка – так это Нагьяк. Может, то, что он вычитал в древних манускриптах, и подсказало ему идею розыгрыша.

– Значит, старуху уберут оттуда и убьют? – пробормотал я. – И ее место займет самозванка? Но ведь весь город будет участвовать в бдениях вокруг храма. Как им удастся устроить подмену?

Я гнал прочь воспоминания о своем старом приятеле-циркаче Пав Им'пе. Вот кто не колеблясь взялся бы за такую задачу (ясное дело, за солидный куш, хотя, может, и просто ради того, чтобы выступить перед такой солидной аудиторией). Пав смог бы извлечь женщину из шляпы, стоящей на сцене, ну а явить зрителям Балора на верху пирамиды для него было бы раз плюнуть.

– В таком месте, – сказал Ториан, – должно быть полно потайных ходов.

– Мы же осматривали с тобой Обитель Богини. Мы не видели никаких тайных дверей.

– Мы были там ночью. Пусти меня туда на час в дневное время – и я найду ход. И еще этот фриз: в нем скрытые отверстия для воздуха. Для того он и сделан.

Выходит, верхняя ступень – полая, но не соединяется с обитаемой частью храма. Иными словами, тайная. Ничего не скажешь, все эти загадки расположены слишком близко от Обители – точнее, прямо под ней.

– Не поверю, пока не увижу собственными глазами, – заявил я. – Нам пора.

Я оперся на его плечо, чтобы встать, а потом дал ему руку. Кряхтя как старики, мы вернулись туда, где белели на камнях наши повязки. Жрицы ушли, а скрюченная старуха громко храпела на своей кушетке. Кроме ее храпа, в храме не было слышно ни звука.

Проходя мимо молельни, я увидел свет одинокой лампады, освещавший коленопреклоненную фигуру перед алтарем. Шалиаль Тарпит совершала ночное бдение.

Завтра ее могут отдать на растерзание Грамиану Фотию. Зачем ему позволили подглядывать за ней, если не для того, чтобы ее красота возбудила его? Все выглядело логично до тошноты.

– Нам надо до наступления дня найти безопасное убежище, – сказал Ториан, когда мы оделись.

– Доверься богам.

– Если они помогут нам благополучно выйти отсюда, мне кажется, они могли бы и обеспечить нам мягкие постели… да и основательный ужин не помешал бы. Тот гусь давно уже улетел.

– Не канючь, – ответил я и направился к лестнице.

Я еще раз задержался у молельни, чтобы посмотреть на маленькую, трогательную фигурку Шалиаль перед алтарем. Каковы бы ни были ее грехи, она не заслуживала Фотия.

И тут я вдруг понял, что хотели от меня боги!

Я опустился на колени, потом лег на живот, свесившись до плеч через невысокий бортик отверстия.

– Это будет хуже, чем выйти замуж за Дитиана Лия, – сказал я.

Задохнувшись от неожиданности, она подняла на меня глаза.

– Или Османа Поманьюка, – добавил я, – или Сошьяка Куэрта, если уж на то пошло. Или даже того типа… ну, из Ваев.

– Фатмониана?

– Совершенно верно. Запамятовал имя.

– Кто ты?

– Друг. И если вы закричите, меня схватят, изувечат и, возможно, предадут смерти.

– Я не имею обыкновения предавать своих друзей, – холодно ответила она.

– Во всяком случае, без повода с их стороны.

– Тогда дозволено ли мне будет спуститься и поговорить с вами?

– Прыгай, если хочешь. Я могу уделить тебе несколько минут.

– Поверьте, я нарушаю священный ритуал вовсе не из пустой прихоти.

– Я все равно заснула. Раз уж ты разбудил меня, почему бы не поговорить?

Бормоча солдатские ругательства, Ториан снял свою повязку и опустил меня в молельню. Последние несколько футов мне пришлось все же пролететь, и я приземлился в сидячем положении как раз перед Шалиаль. Поскольку свободных стульев в помещении не наблюдалось, я в этом положении и остался.

Ее глаза слегка покраснели, и все же она оставалась прекрасна – даже в тусклом свете лампады, позволявшем видеть только ее лицо. Тело ее скрывала бесформенная белая хламида, волосы были убраны под повязку. Подбородок Шалиаль был не по-женски решителен, нос – слишком отцовский для канона красоты, но она была неописуемо, безумно, возбуждающе прекрасна.

И не только внешне. Богиня красоты Ашфер начинает с души.

Я попытался собраться с мыслями – сонная голова совсем не соображала.

– Я – Омар, меняла историй, а вы – Шалиаль Тарпит.

– Неверно. Вот уже скоро час, как я послушница Саньяла.

– Шалиаль мне нравится больше.

– Мне тоже. – Она посмотрела наверх. – Кто твой помощник?

– Просто силач. Его полезно иметь под рукой, но изъясняться он предпочитает междометиями. Не думаю, чтобы он вас заинтересовал.

Ее усталые глаза сердито вспыхнули.

– Ты претендуешь на то, чтобы знать мои вкусы – при столь недолгом знакомстве! Болтливость не украшает мужчину.

– В данном случае это просто сочетание крепких мускулов, угнетающе твердых моральных принципов и неустрашимой дерзости. Серьезная, глубоко религиозная молодая женщина вряд ли найдет что-нибудь в его постоянной веселости и, можно сказать, бесшабашности.

Глаза ее вспыхнули еще ярче.

– Сдается мне, если меня застанут в столь компрометирующем обществе, меня ждет наказание. Если не ошибаюсь, здесь в ходу порка ивовыми прутьями. Мне лучше по возможности уменьшить вероятность этого. Изложи, что привело вас сюда, и побыстрее.

– Разумеется, мы пришли выручить вас.

– Откуда выручить?

– Отсюда.

– Отсюда? И куда, интересно?

Меня редко удается так поймать на слове. Мы с Торианом не знали в Занадоне никого. У нас не было надежного убежища, но Шалиаль прожила здесь всю свою жизнь, и, кроме того, она знала еще одно заинтересованное лицо: ее безымянного любовника. Тогда в беседе с отцом одно упоминание об этом заставило ее вспыхнуть – значит, нет дыма без огня. Вот оно, убежище, приготовленное для нас богами! Этот человек просто не может не принять нас с распростертыми объятиями, если мы объявимся с его несчастной возлюбленной на руках! А если и может – ну, допустим, он, к примеру, женат, – его можно будет склонить к сотрудничеству шантажом.

При всем при том я подозревал, что требовать от Шалиаль, чтобы она назвала его имя и адрес на данной стадии знакомства, по меньшей мере преждевременно. Сначала необходимо завоевать ее доверие. Все убеждены в том, что она совершает бдение, в комнате снаружи храпит старая развалина – до рассвета нас никто не должен беспокоить.

– Я не могу сказать вам, куда мы направимся, пока не буду уверен в том, что вы согласны помочь нам.

Лицо ее посуровело.