— Жаль, — сказал он, когда мужчины покончили со второй бутылкой, а дым от крепких сигар, которые курил сэр Эндрю, заставил Бронсона раскашляться и открыть окно в сад. — Жаль, что не удалось поговорить толком.

— Лиззи… — сэр Эндрю поднял взгляд от рюмки и посмотрел Стэплдону в глаза. — Она что-нибудь вам сказала? Вы были там, когда она…

— Ушла? Да, я видел. Не смотрите на меня, сэр Эндрю, вы представляете, как это произошло. Леди Элизабет… Линия, отрезок, простая евклидова геометрия… Она сказала: «Последней умирает любовь». Понимаете, сэр Эндрю? Не надежда, надежды у нее уже не было. Любовь.

— Вы хотите сказать, что она видела вас? Как?

— Думаю, видела, — задумчиво произнес Стэплдон. — Я не специалист в высшей геометрии, да и физику такого рода переходов представляю себе весьма смутно…

— Послушайте, господа, — подал голос Кервуд. — Кто-нибудь может объяснить толком, что случилось с леди Элизабет?

— Она умерла, — коротко сказал Бронсон.

— Когда? — не унимался Кервуд. — В прошлую пятницу? Вчера? Сегодня?

— Только что, — сказал Стэплдон. — На моих глазах.

— Нет! — воскликнул Кервуд. — Нет и нет! Если женщина мертва, я обязан вызвать доктора Фишера, чтобы он удостоверил кончину и выдал свидетельство. И ты, Майк, тоже обязан заняться расследованием…

— Прошу тебя, Стефан, — поморщился Бронсон. — Сэр Эндрю, — обратился он к хозяину дома, — мы можем побыть с вами, но если вы скажете, мы уйдем…

— Мне лучше побыть одному, — тихо произнес сэр Эндрю. — Не бойтесь, старший инспектор, я не буду больше пить и просто попытаюсь уснуть. Просто… Вы думаете, есть что-то более простое в этом мире, чем светло-зеленая линия, которая вчера… которую я…

Он опустил голову на руки и застыл.

* * *

— Это действительно проблема, — сказал Бронсон, когда, вернувшись в дом Кервуда, мужчины сели у камина. Летняя ночь была теплой, дрова, сложенные горкой, не горели, но создавали ощущение уюта и спокойствия, так сейчас необходимого старшему инспектору. Он говорил рассудительно и уверенно, хотя внутренне не был убежден в том, что принял правильное решение. — Это проблема, Вилли, ведь леди Элизабет никто не видел живой с прошлой пятницы, и никто не увидит, ее смерть нужно оформить, иначе над сэром Эндрю будет висеть подозрение…

— Ты принял решение, Майк, — сказал Стэплдон, вытягивая ноги в сторону камина. — Скажи, что ты решил.

— Леди Элизабет уехала к подруге в Эдинбург. Навсегда. Она поссорилась с сэром Эндрю и ушла от него, поэтому он так страдает и даже порой заговаривается, утверждая, что Лиззи больше нет на свете. Но время лечит, и занятия живописью помогут сэру Эндрю пережить разлуку. Это личное дело, полиция не имеет к нему никакого отношения.

— О чем ты говоришь, Майк? — пробормотал Кервуд. — Не далее как час назад ты сказал, что леди Элизабет умерла. И я обязан…

— Вилли сейчас выскажет нам свой взгляд на произошедшее, — перебил Кервуда старший инспектор, — и ты, надеюсь, согласишься с моим мнением.

* * *

— Помню, — сказал Стэплдон, — когда я был мальчиком, на меня огромное впечатление произвел недавно вышедший роман мистера Герберта Уэллса «Машина времени». Время как четвертое измерение. Движение в прошлое и будущее. Философский смысл романа был выше понимания десятилетнего мальчишки, но арифметика казалась мне совершенно ясной. Я подумал о том, что если есть четвертое измерение, то могут быть и пятое, и шестое. Важно сделать первый шаг, и математическая индукция заставит сделать остальные шаги и все нужные выводы.

— В твоей книге нет ничего о других измерениях, — вставил Бронсон.

— Есть, — не согласился Стэплдон. — Нет прямых — идей, но есть намеки. В «Последних и первых людях»… Ты эту книгу имеешь в виду?

— Да, я купил ее в прошлом месяце и прочитал почти до середины…

— Я пока не сформулировал точно свои представления, но непременно сделаю это, — сказал Стэплдон.

— Я подумал о тебе, когда увидел леди Элизабет, — пробормотал Бронсон;

— Ты видел ее? — воскликнул Кервуд. — Живую? Когда? Где?

— На портрете, — сказал Бронсон.

— На портрете, — разочарованно пожал плечами Кервуд.

— Но живую, да… — продолжал старший инспектор. — Я подумал о тебе, Вилли. Не сразу, правда. Продолжай, мы оба слушаем. Стефан пока не понимает, но это неважно.

— Господа, мир, в котором мы живем, намного сложнее, чем каждый из нас это представляет. Я писал диссертацию в Ливерпуле, когда сэр Эрнст Резерфорд создал планетарную модель атома. А потом мистер Эйнштейн описал Вселенную, где действуют неведомые нам силы. Господа Бор, Гейзенберг и Паули открыли странный для обывателя мир квантовых явлений. Я размышлял о сложности мироздания, и мне становилось все более очевидным, что Вселенная не может быть замкнута на четырех известных нам измерениях. Я написал об этом статью, но в «Природе» ее не приняли к публикации, и я отложил работу до лучших времен, полагая, что сейчас слишком рано рассуждать о явлениях, не доступных нашему восприятию.

Я убежден, господа, что мироздание многомерно, более того — измерений бесконечное множество, этого требует математическая индукция: пока нет доказательств, что число измерений ограниченно, мы имеем право переходить от энного числа измерений к эн плюс одному, верно?

Кервуд проворчал что-то неопределенное, давая понять, что математика для него ничего не значит, а Бронсон молча кивнул.

— Но если мироздание состоит из бесконечного числа измерений, то почему мы воспринимаем только четыре из них? Мы существуем в трех измерениях пространства и движемся по четвертому — времени. А остальные? И я подумал: люди — существа столь же бесконечные в своих измерениях, как и мироздание. Мы ощущаем в себе эти измерения, мы живем в них, но мозг наш не приспособлен — пока или вообще — для того, чтобы понять себя. Вы представляете, что такое бесконечность, господа? Не отвечайте, я знаю, вы этого не представляете! Если от бесконечного числа элементов отнять три, четыре, десять или миллион, перестанет ли число быть бесконечным? Нет, конечно. И число это не станет более бесконечным, если к нему добавить еще миллион…

— Не понимаю, какое отношение… — не выдержал Кервуд, но умолк под свирепым взглядом Бронсона.

— Прямое, мистер Кервуд, — спокойно сказал Стэплдон. — Вы поймете это, если наберетесь терпения выслушать меня до конца.

Мы не знаем собственных возможностей, — продолжал он. — Откуда эти проявления ясновидения, чтения мыслей, удивительные случаи излечения, странные возможности Гарри Гудини и способности индийских йогов жить без дыхания в течение долгих месяцев? Не нужно искать мистических или сверхъестественных объяснений. Мы существуем в бесконечном числе измерений нашего мироздания и изредка пользуемся своими вполне естественными возможностями. А чаще — не пользуемся, не умеем… Мы ведь и мозг свой используем всего на несколько процентов его реальной силы. Это доказанный факт, описанный в «Журнале королевского медицинского общества»…