Мы заходим в комнату, залитую теплым светом. Замечаю мягкие кресла, похожие на те, что стоят в библиотеке, диванчики и кровати с изящными балдахинами, сшитыми из тонкой кружевной ткани белого и сиреневого цвета. Уютное гнездышко. На стенах имитация окон – идиллические пейзажи. Воздух поступает через вентиляционные отверстия в потолке. Фыркнув, Сесилия встает с кресла-коляски, но тут замечает шахматный столик и устремляется прямо к нему, слегка задевая при этом Линдена плечом.

– Это что, игра какая-то?

– Хочешь сказать, что такую умницу никто еще не обучил высокому искусству игры в шахматы? – раздается голос Распорядителя Вона.

Еще секунду назад Сесилия была совершенно равнодушна к шахматам. Все меняется в мгновение ока. Она хочет быть искушенной ничуть не меньше, чем сексуальной и начитанной. Стремится обладать теми качествами, которые ни к чему столь юной девушке.

– Научите меня? – спрашивает она, присаживаясь за столик.

– Конечно, золотце.

Дженна ненавидит Распорядителя Вона еще сильней, чем нашего мужа. Задернув балдахин вокруг кровати, она решает вздремнуть часок-другой. Слуги разговаривают о пошиве платьев и прочих швейных премудростях. Работы у них здесь немного. Видимо, Распорядитель Вон решил, что они будут не лишними, если особняк не выдержит разгула стихии. Кто-то же должен вязать нам одеяла и чинить носки! Линден сидит на диванчике с карандашом в руках. Все пространство вокруг него завалено бумагами и журналами по архитектуре, которые он принес с собой, чтобы скоротать время.

Присаживаюсь рядом с ним, но он никак не реагирует, даже головы не поворачивает.

– Что рисуешь? – спрашиваю я.

Его длинные темные ресницы опущены, словно он обдумывает, стоит ли изображенное на странице моего внимания. Наконец протягивает мне рисунок. Это изящный карандашный набросок дома, увитого плющом. Элегантное, но крепкое строение в викторианском стиле буквально утопает в зелени. Взгляд приковывают мощные деревянные балки веранды, надежные окна. Линден не упустил ни одной, даже самой мелкой детали, и весь дом виден как на ладони: можно разглядеть одежду, оставленную кем-то на ручке двери в одной из комнат. Нет никаких сомнений, что здесь живет семья. Женские руки то ли ставят, то ли убирают пирог с подоконника. Дом развернут углом к зрителю, поэтому я вижу сразу две его стены. Качели будто замерли в движении – рисунок небольшой, поэтому ребенок, который с них только что спрыгнул, оказался за его границей. На траве стоит миска с водой. Скоро вернется собака и будет из нее пить. Сейчас она бродит где-нибудь по округе или дремлет на соседской клумбе.

– Ух ты! – невольно выдыхаю я.

Его лицо светлеет, и он принимается расчищать от бумаг место рядом с собой. Приглашает меня подсесть к нему поближе.

– Как-то само собой придумалось, – говорит он. – Отец считает, что изображать семьи в домах, которые проектируешь для других, плохая идея. Говорит, никто не захочет покупать дом, в котором уже кто-то живет.

Его отец ошибается. Та еще новость!

– Я бы его купила, – признаюсь я.

Наши плечи соприкасаются. Только в постели мы находились так близко друг к другу.

– Мне нравится населять свои рисунки людьми. Так у домов появляется, ну, не знаю… душа.

Он показывает мне другие дома. Одноэтажный фермерский дом, на крыльце которого спит кот. Высоченные офисные здания с бесчисленными рядами сверкающих окон – они напоминают мне о доме. Гаражи. Беседки. Магазинчик в торговом центре. Я сижу, словно оглушенная. Да, рисунки просто великолепны. Но дело скорее в самом Линдене. Он увлеченно указывает мне на разные детали, описывает, как работал над всеми этими проектами. Я не ожидала от него такой страсти к любимому делу. Даже не подозревала о его таланте и мастерстве.

В своих переживаниях он всегда мне виделся слишком вялым и апатичным. Но не все в мире такое, каким кажется. Его рисунки приковывают к себе взгляд, поражают необычайной красотой и силой. В домах, что он проектирует, хочется прожить долгую жизнь, как в том доме, где я выросла.

– Раньше я продавал их десятками. Это было еще до того, как… – он замолкает.

Мы оба знаем, почему он забросил работу. Заболела Роуз.

– Раньше я даже сам строительство контролировал. Наблюдал, как оживают мои рисунки.

– Почему снова этим не займешься? – спрашиваю я.

– Времени нет.

– У тебя куча времени.

Четыре года, если точно. Не густо. По его взгляду нетрудно догадаться, что он думает о том же.

Улыбается. Не могу разобрать, что скрывается за этой улыбкой. Возникает ощущение, правда, лишь на секунду, что, заглянув мне в лицо, он за гетерохромными глазами увидел меня. Не мертвую девушку. Не призрака Роуз. Меня.

Линден протягивает руку к моему лицу. Пальцы раскрываются, как лепестки цветка, порхающими движениями очерчивают линию подбородка. Взгляд его серьезен, кроток. Он незаметно придвигается еще ближе. Меня тянет к нему с неудержимой силой, и по какой-то необъяснимой причине я знаю, что готова ему довериться. В его крепких объятиях я могу наконец перестать притворяться. Губы сами раскрываются в ожидании поцелуя.

– Я тоже хочу посмотреть на твои рисунки! – раздается рядом голос Сесилии.

Открываю глаза. Спустя мгновение отдергиваю руку, которая непостижимым для меня образом уютно устроилась в сгибе его локтя. Перевожу взгляд на Сесилию. Живот. Карамелька за щекой. Чуть отодвигаюсь, чтобы дать ей место. Она садится между нами и принимается рассматривать рисунки, которые ей терпеливо показывает Линден.

Она не понимает, почему порван канат, которым к ветви дерева была привязана шина, а дверь магазинчика, в котором нет ни одного посетителя, украшает праздничный венок. Ей быстро становится скучно, но прекращать этот разговор она не желает. Еще бы! Она всецело завладела вниманием Линдена и не хочет его потерять.

Залезаю в постель к Дженне, плотнее задернув за собой полупрозрачную занавесь балдахина.

– Спишь? – спрашиваю шепотом.

– Нет, – шепчет она в ответ. – Ты хоть понимаешь, что он тебя сейчас чуть не поцеловал?

Как всегда, ничего не упустит. Ловлю на себе ее испытующий взгляд.

– Не смей забывать, как ты здесь оказалась, – говорит она. – Не смей!

– Не забуду, – обещаю я.

Она попала в самую точку.

На долю секунды я почти забыла.

Погружаюсь в сон. Голоса всех находящихся в комнате звучат словно издалека, но не исчезают совсем. Мне снится, что Сесилия стала божьей коровкой в клетчатой юбке, а Распорядитель Вон превратился в огромного сверчка. У них мультяшные глаза.

– Послушай меня, золотце, – говорит он, приобняв ее за спинку ворсистой лапкой. – У моего сына есть еще две жены. Твои сестры. Не мешай им.

– А как же…