Стоя к ней спиной, Джеймс сделал глубокий вдох, потом он повернулся и посмотрел на нее с улыбкой. Софи лежала на боку, опираясь щекой на руку, как античная богиня в золотом полумраке свечей. Изгибы ее тела, талии, бедер, треугольник завитков там, где сходились ее ноги, отвлекли его на секунду, но он быстро вернул контроль над своими мыслями.

– Я иду в свою спальню... – объяснил Джеймс.

– В свою спальню? – переспросила Софи. – Я думала, что твоя спальня здесь. Наша спальня.

Не веря своим ушам, Джеймс молча уставился на нее. Возможно, в этой сумасшедшей спешке с женитьбой он не отдавал себе отчета в том, насколько наивна Софи. Он, конечно, знал, что ей придется многому научиться для того, чтобы вести их дом в Йоркшире, но то, что она не знала даже о существовании раздельных супружеских спален, оказалось для него сюрпризом.

– Герцог и герцогиня всегда имеют раздельные спальни, – пояснил он, застегивая рубашку. – Разве никто не говорил тебе об этом?

Софи продолжала смущенно смотреть на него – казалось, она не хотела верить его словам.

– Но ведь мы – муж и жена, и я думала... – Она замешкалась на секунду, собираясь с мыслями. – Ты ведь будешь спать со мной здесь после того, как слуги уйдут?

– Ты имеешь в виду Милдред и Томпсона?

– Томпсон – это твой...

– Мой камердинер, да.

– Ты ведь будешь спать со мной? – Софи села, свесив ноги с постели.

Джеймсу бросилась в глаза грация ее движений, притягательная длина ног, совершенная форма груди. Теперь, когда она поднялась с постели, одновременно с новым позывом желания он отметил мягкую розовость ее сосков и вспомнил их вкус на своих губах, вспомнил, как чудесно они твердели под ласками его языка, как таяло и волновалось все ее тело под ним. Неистовое желание снова прикоснуться к ней, потакать всем ее прихотям переполнило его. На мгновение ему показалась заманчивой мысль проводить ночь за ночью в супружеской постели. Любопытная идея – вообразить, как два человека будут чувствовать себя друг с другом. Никаких тайн, никаких претензий – только интимная близость, которая наверняка будет расти с годами, и одновременная уверенность во взаимной привязанности.

И все же Джеймс заставил себя отвести взгляд от Софи и застегнуть последнюю пуговицу на рубашке. Все-таки иметь раздельные спальни – это, безусловно, полезный обычай его класса. Он не был уверен, что сможет часто выносить такую степень близости. Возможно, именно слишком интимные отношения и собственная самонадеянность стали причинами, погубившими его отца.

– Я буду часто приходить к тебе, чтобы повидаться с тобой, – произнес он, отвечая на вопрос Софи.

– Видеться? И потом каждую ночь уходить, также как сегодня?

Джеймс предпочел бы не отвечать, так как не был уверен, что будет приходить каждую ночь. Ему нужен наследник, но он не собирался терять голову, а это наверняка произойдет, если он будет проводить все ночи в постели жены.

Когда Джеймс надел жилет, Софи поднялась с постели и направилась к нему. Ее ноги бесшумно двигались по толстому ковру. Она встала перед ним нагая, и он ощутил запах ее духов. Густые волнистые волосы спадали по плечам ей на грудь, припухшие глаза были широко раскрыты. Взгляд ее показался ему взволнованным и обеспокоенным. Ухватившись за полы незастегнутого жилета, Софи потянула Джеймса к себе.

– Сегодня наша первая брачная ночь. Ты не мог бы остаться? – Ее голос задрожал, и она приподнялась на цыпочки, чтобы поцеловать его.

В мерцающем свете свечей Джеймс против своей воли снова почувствовал прилив желания. Он попытался найти ответ на ее вопрос, но это стоило ему большого напряжения.

– Действительно, у нас первая брачная ночь. Тебе, вероятно, было больно...

– Вовсе нет.

Может быть, она просто боялась остаться одна?

– В конце я забыла про боль. На самом деле мне было хорошо, мне очень понравилось.

Ее слова звучали необычно для герцогини и совсем не так, как должна была говорить его жена, но они лишили его последних остатков сдержанности. Джеймс остро почувствовал волну радостного эротического возбуждения. Сияющая наготой женщина, без всяких свойственных женщинам его круга комплексов, стояла в кольце его рук, прижимая свои губы к его губам.

Его руки опустились вдоль ее прекрасного тела, согреваясь теплом ее кожи, и Софи застонала от удовольствия. Ее пальцы зарылись в его волосах, и последнее, что запомнил Джеймс, это как он опустил ее на мягкий ковер и склонился над ней, поспешно сдирая с себя одежду во второй раз за этот вечер.

Не раздевшись до конца, только дав свободу своим возбужденным чреслам, он спросил:

– Ты уверена? – и потянулся рукой вдоль ее живота к влажному центру желаний.

– Да, если ты останешься...

В итоге Джеймс решил, что его жена ведет довольно умелую торговлю, но пути назад уже не было.

– Конечно, я останусь, – ответил он, целуя ее гладкую шею.

Его тело распростерлось над ней так, чтобы почувствовать всю ее совершенную наготу. Он проник в нее в тот же момент, когда она раздвинула бедра и обвила его своими восхитительными ногами.

Дыхание у него перехватило от жара и узости ее естества, ощущения затмили разум. Он отдавался охватившему его наслаждению до тех пор, пока оно не взорвалось потоком семени из его чресел. Его мощная разрядка совпала с пиком Софи. Обхватив ее, Джеймс прижался к ней всем телом, словно в каком-то забытьи. Не было ни прошлого, ни настоящего, он как будто забыл, кем является и где находится. В таком состоянии он мог быть и простым американским торговцем, и даже кузнецом в постели со своей женой.

Подняв голову, Джеймс встретил взгляд ее голубых глаз из-под длинных ресниц.

– Ты на самом деле думала, что это наша спальня? – спросил он, внезапно почувствовав обаятельную сладость обожания.

Софи улыбнулась:

– Да, думала и думаю сейчас.

Джеймс замер, глядя на нее и представляя, что будет, если он позволит себе полюбить ее на самом деле. Может быть, у него есть шанс, и все будет хорошо. Тогда он не повторит судьбу своего отца, своих деда и прадеда. Может быть, простая любовь к Софи сможет прервать эту фамильную цепь бед?

Только время могло ответить на этот вопрос, и поэтому Джеймс решил пока продолжать сохранять ровные отношения, а заодно держать свои эмоции под контролем.

Марион Лэнгдон, вдовствующая герцогиня Уэнтуорт, усевшись на обитую ситцем кушетку в своем будуаре в родовом замке Уэнтуорт в Йоркшире, равнодушно осмотрела светлые синие стены, отделанные темным дубом, и величественные семейные портреты, висевшие в определенном порядке на стене, а затем перевела взгляд на комод, где стояла большая малахитовая ваза. На эту вазу она не обращала внимания многие годы и только сейчас заметила, что у основания вазы отбит маленький кусочек.