Чего — хватит? Чего — ближе к делу?… Я и говорю по делу. Он тридцать лет коммунистом числился, главным членом Москвы был, атеистом — до мозга костей! А щас, видите ли, образумился. Партбилет бросил на публику, в церкви стал молиться перед телекамерами. Верующий стал, абзац всему!..

А я что, не по существу дела разве показания даю? Как было, так и рассказываю. А почему вот вы, товарищ судья, секретарю сказали, чтоб в протокол сейчас мною сказанное не вносила? Это разве порядок?…

Я не учу вас, но и сам — пока ещё не подсудимый, чтоб со мной таким тоном разговаривали…

Да… Буду по сути говорить… Нет, Абрамова в тот вечер я нецензурно не оскорблял, обозвал только мордой спекулянтской. Это было. А я что, разве не прав? Все ж спекулянты и бандиты за Ильцина голосовали… и другим на уши лапши навешали. Потому и протащили этого Иуду…

Что? Опять — не по существу дела? Ну я тогда не знаю. О чём говорить-то?… А-а… ну да… Подбежал Абрамов ко мне и ткнул ножом в грудь. Чего тут рассказывать-то…

А Ильцин этот, алкаш недолеченный… Всё-всё, молчу…

Нет, к подсудимому я претензий не имею, а во-от к этому бывшему члену!.. Всё-всё больше не буду… Извините…

Что?… Вопросов ни у кого ко мне нет?… Могу удалиться? До свидания, а предателя этого под суд надо, а не в пре… Всё-всё, ухожу…

Семья Загладиных в Матвеевке своим благополучием конечно выделялась. А почему ему не быть, благополучию-то, если Пётр Иванович, глава семейства, мужчиной был на редкость не пьющим. С измальства трудится в родном совхозе. А последние годы вообще считается лучшим механизатором. Зарабатывает хорошо, хозяин безупречный. Дом у него, как картинка стоит, во дворе скотины полно всякой. Справный, короче, хозяин, никто спорить не будет. И говорят даже, а люди зря болтать не будут, что за двадцать лет совместной жизни ни разу Пётр не изменил своей супруге Капитолине. Вполне возможно, коль практически он не пьющий, а уж в родной Матвеевке — это сущая правда. Характером Пётр Иванович был спокойным, основательным. И Капитолина Игнатьевна его — тоже женщина неплохая, но хитрая с детства была. Много лет продавцом уж работает, водчонкой на дому приторговывает. А чего ж не приторговывать, коль муж не пьющий и доход дополнительный никогда не мешает. Петю своего она боготворила. Да и как такого мужа не любить? Сами-то подумайте…

А проблема возникла у супругов Загладиных, когда подросла дочь старшая — Зина. И проблема эта, как потом узнаете, уважаемый читатель, далеко не шуточная. Красавицей Зиночку конечно не назовёшь. Полная копия мамы. Но милая девушка, приятная. Злые языки по селу болтали, что Зина вовсе и не от Петра Ивановича, а от заезжего одного молодца. После культпросветучилища прислали того в Матвеевку клубом заведовать. По паспорту был он Никулиным Костей, но в селе его звали Юркой, как однофамильца знаменитости. Был Никулин Константин очень уж хорош собой, и осанкой, и внешностью. К тому же — разведённый. На баяне играл неподражаемо. А как пел… Это надо было слышать. Вот девки матвеевские и таяли. И не одна, говорят… А Капа-то и Петя тогда уже дружили, в осень к свадьбе готовились. И вот, одним июльским утром пастух гнал стадо на рассвете. Обнаружил в проулке вдрызг пьяного Никулина. Был завклубом к тому ж основательно побит. Следующим днём собрался Костя и из Матвеевки исчез навсегда, не позаведовав и трёх месяцев. А Капа и Петя, не дождавшись осени, вскоре поженились. Не успело пройти девять месяцев, как родилась у них доченька Зиночка. Бабы, слушая капину мамашу о недоношенном ребёнке, кивали головами и, отвернувшись, хитро друг на друга поглядывали. Но болтовня по селу продолжалась недолго, а затем и вовсе прекратилась. Через два года у Загладиных родилась ещё дочка, Танюша, и вопрос был полностью исчерпан.

Но мы, уважаемый читатель, немного отвлеклись от сути повествования. Короче, получилось так, что в десятом классе Зина полюбила Сергея Николаевича Ершова. И полюбила серьёзно, не по-детски, по-взрослому. Ершов проживал в райцентре. Работал участковым инспектором. Обслуживал три села, в том числе и Матвеевку. По роду службы частенько наезжал на «Урале» служебном и в родное зинино село. В основном приезжал он по выходным в сельский клуб, где танцы проводились. Следил, чтоб не очень трезвые парни до смерти не переполосовались. Был Сергей Николаевич лет на семь постарше Зиночки. Проживал с молодой красавицей женой, которую привёз из Елабуги, где в школе милиции учился. Детей у них не было, и кто-то говаривал, что уж слишком у жены участкового характер капризный. А Сергей Николаевич сам был мужчиной видным. Высокий, сильный, с глазами зелёными. Девок матвеевских не чурался, а вот на Зину внимания не обращал. Да и какое может быть внимание к малолетке? А Зиночка, как с ума сошла. Да и что тут удивительного, если человеку от роду всего семнадцать лет. Ей экзамены выпускные сдавать, а перед глазами один Серёженька стоит. И все мысли, как до субботы дожить, чтоб вновь его увидеть. Голос его услышать, хоть и не к ней обращённый. А надо сказать, что Зиночка девушка серьёзная была, и скрытная. Подруг у ней, можно сказать, и не было. С матерью — тоже вовсе не откровенничала. В себе всё держала. Такой вот характер у девушки необычный.

Школу Зина закончила. Без троек даже. В город поехала, в институт поступила. На экономиста. В институте, конечно, от парней в глазах рябило. Зиночка — ни с кем. Сокурсницы посмеивались — Это ж надо так над девственностью своей трястись. Уму непостижимо.

А у Зины один Серёженька в глазах. Выходных не могла дождаться и скорей в Матвеевку, благо от города всего сорок километров. А вечером — в клуб. Серёжу своего ненаглядного увидеть, голос его бархатный услышать. Ершов же зимой на радость многим девчатам, не говоря уж о Загладиной, с женой развёлся. Зину так и не замечал. Да и как он мог заметить, если внешностью Загладина не выделялась, а повода, даже намёка на свои чувства давать не смела. Так прошёл год. Неизвестно, сколько бы любовь эта тайная продолжалась, если бы не случай один…

Не поделили что-то парни из соседней Теньковки с матвеевскими. И в один из летних вечеров нагрянули на двух грузовиках в Матвеевку. И сразу — к клубу. Числом — не меньше тридцати, пьяные все, естественно. Местные такой организации и напора не ожидали, да и числом поменее их было. Короче — силы не равные. Вот и взялись теньковские гонять местных вокруг клуба и в окрестностях. Тут и девчонкам многим перепало, кто за парней своих заступаться вздумал… И в разгар этого побоища подъезжает на мотоцикле участковый. Смотрит, без «Макарова» не обойтись. Раз выстрелил в воздух, другой. Беспорядки вроде прекратились. Одни и так уже устали, другие тоже поутихли. Но тут один из теньковских, или дерзкий уж такой, но, вернее, не соображал уж полностью, выбежал из темноты и со всего размаха участковому — штакетиной по голове. Ершов упал, как подкошенный, пистолет выронив, а этот отмороженный опять намахивается, и ещё двое таких же подбегают…

Вмиг спустилась с клубного крыльца Зиночка Загладина и кинулась спасать любимого. Кричит, плачет. Того, что со штакетиной, с ног свалила, в волосы ему вцепилась. Тут и Ершов опомнился, сумел подняться. Глядя на такое дело, разбежались теньковские. Участковый пистолет обронённый принялся в траве искать. А шок то, видимо, прошёл. Ослабел Сергей Николаевич и прилёг в траву. Зиночка здесь и сорвалась. На грудь ему упала. Обнимает любимого, по волосам гладит, лицо целует. Ласкает ненаглядного, как может, всем телом к нему льнёт. Люблю — шепчет — тебя, Серёженька — всем сердцем люблю…