Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Бармен покорно кивнул. И далее быстро нарисовал весь механизм бессовестного обмана и воровства в «Гренаде».
Спиртные напитки покупались на оптовом рынке, а не у официальных дилеров, как было положено и как писалось в отчетах. Дерьмовое качество, но зато в два раза дешевле. С некоторых пор стали вообще брать «левую» водку у азерботов и «упаковывать» ее в фирменные бутылки. Остатки со стаканов сливали и впаривали разным лохам. «Типа из Житомира?» – уточнил Петр. «Ага, – через силу усмехнулся Колян. – Из Житомира». – «А тотализатор? Сколько ты с этой корриды имел?» – «Я? Я почти ничего не имел. Я Апостолу все отдавал, ну, то есть Павлу. Мне и в голову не могло прийти, что он с тобой не делится. Вы же не разлей вода были, вы же… Апостолы!» – «Апостолы, да, – мрачно заключил Петр. – Я – Петр, он – Иуда».
Общак группировки хранился в городском музее природоведения или «природознавства», как говаривал покойный Колян. Павел с незапамятных времен числился там директором и на работу ходил достаточно регулярно: среди чучел животных и штабелей гербариев Апостолы проводили свои сходки и стрелки. Сейф с общаком был замурован в стену, аккурат за спиной белого медведя. «А охрана? Какова охрана?» – живо поинтересовалась Катя, поправляя сползшее на пол одеяло. Узнав о предательстве Павла, она сразу же, не раздумывая, поддержала идею Петра умыкнуть общак и смыться из города. «Днем человека два-три в самом музее, – ответил Петр. – И один на входе. Ночью сигнализация, которую я, естественно, знаю как облупленную. И два охранника внутри здания. Но они обычно дрыхнут. Задача такая: прийти в музей днем и заныкаться там до ночи». – «Нет проблем!» – радостно воскликнула Катя. «Проблемы есть, небольшие. Надо, чтобы днем меня не узнали охранники. И второе: один ключ от сейфа у меня, другой, без которого сейф не откроешь, – у Павла. Так изначально было задумано».
С первой проблемой разобрались следующим образом: Петр позвонил в свой драмкружок и попросил костюмершу Зинаиду Николаевну принести завтра утром офицерскую форму из спектакля «Лейтенанты» местного автора Колорезова. Вторую заморочку быстро решила Катя. «Если ключей не подберу, у меня куча отмычек», – уверенно пообещала она.
Целуя Катю в левое ушко, в ее самую чувствительную точку, Петр шептал: «Знаешь, за что я люблю театр? За то, что чудо происходит на твоих глазах. Мы устроим Павлу такой спектакль, что звери в музее будут аплодировать! А сам он ничего не оценит. Ведь он ничего не понимает в театре. Он очень плохой актер. У него даже нос постоянно отваливается».
Утром их разбудил звонок в дверь. Катя встала, чтобы открыть. «Это Зинаида Николаевна, – сонно пробормотал Петр. – Посмотри в глазок». – «Да, какая-то женщина!» Она открыла – и через секунду Петр услышал Катин крик. Он не успел вытащить из тумбочки свой макаров. Перед ним стояла растрепанная старуха, держа в левой руке пистолет с глушителем. «Черт, опять отклеился!» – зло выругался Павел, прикрывая платком отваливающийся нос.
И это были последние слова, которые слышал Петр.
…Катя закончила. Она пришла рано, за полчаса до начала приема, клиентов нет, и Ларчиков решил послушать девушку. Пока говорила, взбудораженно, с придыханием, расцарапала на коленке свои белые колготки. Дырочка у нее была с большую оливку и кожа того же цвета.
– Это вы где так загорели? – нарушил молчание Вадим. – В Египте, в Таиланде?
– В солярии.
– А, в солярии. Вообще интересную вы историю рассказали. С носами – очень смешно!
– Вам смешно? – Девушка вскинула глаза, тоже с каким-то оливковым оттенком.
Ларчиков несколько смутился:
– Извините… Вы хотите поехать в Святую землю? Паломником?
– Да. Это ведь мой грех.
– Ваш грех? В чем здесь… грех? Что вас заодно с этим Петром не убили?
Катя молча углубляла дыру на коленке. И вдруг, фальшиво улыбнувшись (актерская школа апостола Петра, видимо!), громко продекламировала:
– Ведь это же я Павлу Петра сдала! За тридцать сребреников!
«Господи, до чего ж я ненавижу театр! – подумал, морщась, Вадим. – Это не „чудо происходит на твоих глазах“, это пыльные декорации падают на башку, пьяный актер сваливается в оркестровую яму…»
– Интересная история, – повторил он вслух. – Ну, не будем углубляться. Давайте четыреста долларов, и я вам вручу «карту паломника». Кстати, вас не было на сеансе гипноза Папардю?
– Какого Папардю? Нет, не было.
Девушка порылась в сумочке, достала сначала связку ключей, потом деньги.
– А вы и вправду можете любую дверь открыть? – полюбопытствовал Вадим.
Катя не то чтобы покраснела – потемнела до цвета спелых маслин.
– Ну, не любую. Но многие.
– Прекрасно. Видите наш сейф. Его сможете?
«Грешница» вздохнула, взяла свою связку, подошла к сейфу.
– Замок несложный. Могу прямо сейчас попробовать.
– Нет-нет, – остановил ее Ларчиков. – Это я так, в шутку. Но вы, кстати, не забудьте оставить свой телефон, мало ли что.
Катя потрясла ключами, как погремушкой.
– Записывайте.
В приемной послышались голоса, шаги, гортанные сухие покашливания. Ларчиков открыл дверь кабинета. Очередные клиенты, стоят, переминаются.
– Вы за «картой»?
– Да, мы на паломничество, – загалдели в ответ.
– Проходите по одному.
Зашел первый, снял шляпу, как в чиновничьей канцелярии.
Ближе к полуночи Дашка пристала: покажи да покажи своих краснодарских девиц. Вадима срубало в сон, в темные воды Копрючай, он принял сегодня около полусотни клиентов, от пластмассового супа оживился гастрит, но пришлось сложить ладони по-японски домиком и согласиться. Полез, высунув язык, на антресоли, достал оттуда батин «тревожный чемоданчик» (выйдя в отставку в чине майора, отец решил освободиться от всего военного имущества: форму, к примеру, отдал огородному чучелу соседа, сыну – чемоданчик, с которым мотался по командировкам).
Снимки моделей были рассованы по большим конвертам, конверты по папкам, на них имена – от Анны до Яны. После того как его выгнали из газеты, Вадим стал работать фотографом-скаутом. Вроде похоже на «Девушку недели», да не совсем то. Теперь он находил барышень с новыми свежими лицами, снимал их в своей студии и отправлял фотки в московское агентство «Полонез». Если девочку зачисляли в модельный дивизион, Ларчиков получал свой процент, весьма, кстати, нехилый.
– А что значит «свежее» лицо? – полюбопытствовала Даша. – Ни на кого не похожее? У меня вот свежее?
– У тебя? Ну, вообще да – нос редкой конфигурации.
– Хам!
– Нет, серьезно. Лицо должно быть нешаблонным, не то чтобы красивое, с правильными чертами…
– А страшное, да?