– Пить надо залпом, – сказала она.

– Хорошо, тем лучше – мне трудно смаковать незнакомую мне жидкость. Вдруг этот красный слой – лягушачья кровь?

– Это соус табаско. А вообще – пей давай, не разговаривай.

Мы стукнулись стопочками и выпили. Боярский легко провалился внутрь моего пищевода. Осталось только уксусное послевкусие. Я поспешил сообщить об этом Маше:

– Я ошибаюсь или в состав входит уксус?

– Не уксус, а соус табаско, я ж говорила.

– По мне так уксус, самый обычный уксус.

– Еще гренадин – красный сироп из гранатового сока. И водка.

– Вот водки я совсем не ощутил.

– Тогда надо повторить.

– Думаешь?

– Сто процентно!

За второй порцией пошел уже я. Скрупулезно пронаблюдал процесс приготовления коктейля. Маша не обманула: сироп, водка, соус. Кажется, в таком порядке. Соус осел сквозь водку и лег поверх сиропа. Я расплатился и вернулся на наше место.

– Да, ты права: там водка, соус и этот сироп, как его… – сказал я Маше.

– Гренадин.

– Ага, он.

– Будем, – Геныч высказал то, что крутилось у нас в головах.

Мы чокнулись и выпили. Опять привкус уксуса. Я достал сигарету из пачки, чтобы его перебить. Чиркнул зажигалкой.

– Почему он называется Боярский? – спросил я Машу.

– Не знаю. Боярский и Боярский, какая разница?

– Да, в общем-то, никакой.

Действительно, зачем вникать в суть сложных и не самых логичных имен? Кто знает, что думал неведомый изобретатель этого коктейля, когда подбирал алхимический состав? Возможно, его действиями руководители какие-то масонские мотивы. Не зря же в составе коктейля два красных и один прозрачный компонент. Кровь и слезы. А еще фамилия известного актера и болельщика «Зенита» в названии. Да уж…

Заиграла зажигательная самба – какой-то техно-ремикс классической мелодии. Захотелось танцевать.

В «СССР» невозможно было сделать это по определению – не позволяло маленькое пространство бара, от стены до стены было каких-то пять метров, и это не беря в расчет, что на этих метрах уже стояли столы и табуретки. Это был бар для спокойных бесед, дающий возможность спокойно накачаться после трудного рабочего дня в компании старых знакомых, играя в шахматы или нарды. Для танцев надо было искать пространство побольше.

– Вы не хотите танцевать? – спросил я своих друзей.

– Ты хочешь танцевать? – раскусила меня Маша.

– Я хочу. Но вопрос был адресован вам.

– Я не против, – Маша повернулась к Генычу, – а ты?

– А я как все, – спокойно рассудил Геныч.

– И где здесь можно потанцевать?

– Пойдемте на Думскую – там можно, – кажется, Маша обрадовалась перспективе танцев.

– Давайте тогда допьем и двинемся.

– Хорошо.

Ночь разворачивала свое алкогольное действо, словно разноцветную волшебную спираль, завлекая нас в свои темные, чарующие и манящие чертоги; хотелось отдаться ей, забыть обо всем и пуститься вдаль по ее теплым волнам. Да ночь! Да здравствует молодость! Да здравствует пьянящее и бесконечное чувство свободы, свойственное молодости!

Только молодым можно пойти на верную смерть, не боясь. Потому что молодости неведом страх. Молодость дышит светлым и трогательным; тем, что лежит в основе этого заскорузлого и очерствевшего от времени мира и что потерялось под тусклым налетом повседневности.

Мы допили и покинули ностальгический бар «СССР». Прощайте, Ленин и Сталин! Мы идем дальше, на поиски завещанного вами светлого будущего, но уже без вас. И мы его обязательно найдем – не сомневайтесь в нас.

Думская была культовым местом. Меленькая улочка вдоль Перинных рядов почти целиком являла собой пространство клубов и баров. Бары были небольшие, но зато на любой вкус. От мажорного пивного ресторана, принадлежавшего известному питерскому шансонье, до темной панковской забегаловки, где в маленькой прокуренной комнатке постоянно ревел хардкор, выдаваемый одной из местных групп. Ты мог выбрать один и ходить только в него. Либо, наоборот, посещать их все, блуждая от одного к другому. Многие так и делали.

Для людей старшего возраста Думская улица в пятницу вечером и все выходные дни выглядела средоточием пьянства и разврата; для молодежи, потерявшей в эпоху стабильности все нравственные и идейные ориентиры, – олицетворением свободы. Здесь можно было пить, разговаривать, танцевать, снимать девчонок или парней – кому как нравилось. Здесь было легко отыскать кого угодно: хоть размалеванных в стиле глэм фриков, хоть хипстеров в клетчатых пальто.

Однажды здесь ко мне привязался молодой бомж, который рассказывал анекдоты за символическую плату. Он проделывал свою работу весьма просто: преграждал вам путь и после короткого вступления, посвященного его нелегкой доле, предлагал сформулировать тему, на которую вы хотите услышать анекдот. За небольшое от вас вознаграждение конечно же. Разогретые алкоголем кочевники от бара к бару редко посылали его. В конце концов, он просил деньги за работу, а не просто так. Поэтому его слушали и ему подыгрывали: всем было интересно – действительно ли он такой знаток анекдотов.

Безусловно, все старались соригинальничать и придумать тему поэкзотичнее и посложнее. Но, видимо, мышление подавляющего большинства людей так или иначе схоже либо все анекдоты построены по некоторым универсальным принципам, позволяющим ассоциировать их с любыми явлениями и персонажами – этого парня было невозможно озадачить чем-нибудь экстраординарным. Он знал анекдоты про все: начиная от политики и заканчивая космонавтами и проститутками. Мне он рассказал анекдотов пять на разные темы, и вполне заслуженно получил свою сотню на пиво.

В общем, Думская в сознании молодого поколения нулевых была своего рода символом: она олицетворяла то, что делалось знаменем эпохи – стабильность. Каждую пятницу вы могли прийти сюда и стабильно напиться. Стабильно потанцевать или обзавестись новыми знакомствами. Поиграть в настольные игры или даже подраться. Все зависело от вас.

Стерильная свобода: вы платили деньги и получали удовольствие от жизни, без каких бы то ни было последствий. Танцуй и отдыхай – вот девиз поколения гаджетов, как, впрочем, и их предшественников – поколения рейвов.

Общество потребления продолжало разворачивать свою сеть, поглощая все на своем пути. Неподалеку, у Гостиного двора, постоянно проходили акции протеста, а здесь – протестовать не было смысла. Зачем протестовать против круглосуточных тусовок на выходные после скучной недели в офисе?

Вы могли не принимать философию Думской, но, оказавшись здесь, вы вливались в ее движение. Ведь Система огромна и всесильна, а вы – вы словно спичка, которой гореть около сорока секунд, тут всего сделать не успеешь. Поэтому оставалось нырнуть с головой в этот хаос и утонуть в нем. Пусть будут танцы! Сегодня. К черту думы о завтра! К черту думы вообще…