– Я не по этому поводу.

Он прикрыл трубку рукой.

– А по какому? Вы кто?

Я назвалась и добавила:

– Я к Дмитриеву.

– По какому вопросу? – настойчиво гнул он свою линию.

– Это конфеденциальный разговор.

Мне показалось, что сейчас он фыркнет, но он только сказал:

– Подождите, – и указал пальцем на стул в углу.

Закончив разговаривать, он сел за стол. У него были светлые глаза и ямочка на подбородке. А руки – рыхлые и пухлые, чем-то напоминающие женские. Незнакомец был в белом халате и черных брюках.

– Может, вы все-таки изложите ваш вопрос. Я – заместитель Дмитриева, Боренко Николай Эдуардович.

Но неожиданно для себя я заартачилась.

– Нет. У меня дело лично к Кириллу Андреевичу.

Мужчина как-то неопределенно пожал плечами – мол, мое упрямство непонятно и не делает мне чести, но я демонстративно сложила руки на коленях и отвернулась, давая всем своим видом понять, что разговаривать я с ним ни за что не стану. Иногда я бываю такой – жутко несговорчивой. Как, например, вчера… При воспоминании о вчерашнем я сглотнула. И зачем я только растравливаю себя попусту! Сделанного-то не вернешь.

На лице врача, в свою очередь, появилось брезгливое выражение, как будто бы он увидел в своей чашке таракана, и я уже ожидала, что сейчас он попросит меня выйти вон, как дверь стремительно распахнулась, и мимо меня прошел, нет пролетел мужчина в белом халате, которого я толком даже и не успела рассмотреть.

Он прошел в следующую комнату и плотно закрыл за собой дверь.

– Кирилл Андреевич? – спросила я.

Врать смысла не было, и мой собеседник кивнул. Я встала, но он решительно сказал.

– Туда нельзя!

– Почему?

– Девушка! Вы кто такая? Вы пришли сюда без предварительной договоренности и хотите ворваться без спроса в кабинет Кирилла Андреевича. Я сейчас милицию вызову.

Я подошла к двери и взялась было за ручку, как мой несговорчивый оппонент преградил мне путь.

– Я же сказал: нельзя.

Дверь открылась с той стороны, и к нам выглянул мужчина.

– В чем дело? – строго спросил он, привлеченный шумом.

– Кирилл Андреевич! К вам тут рвутся…

Дмитриев перевел взгляд на меня. Ему было лет сорок, не больше. А может, и меньше. У него были седые волосы, подстриженные под короткий ежик, и светлые глаза. И эти глаза сейчас пристально рассматривали меня.

– Добрый день. Я от Марины Ермолиной.

– Во-первых, проходите в кабинет и присаживайтесь, – сказал он сердито. – А во-вторых, я не знаю никакой Марины Ермолиной.

Я растерялась.

Второй врач неопределенно хмыкнул.

– Она брала у вас интервью. – И тут я поняла, что ошиблась. – Я от Константина Гомулова.

Дмитриев улыбнулся краешками губ.

– Уже лучше. Гомулов действительно брал у меня интервью. И что вы от меня хотите? Не стойте в дверях. Проходите!

Я вошла в кабинет. Он был небольшим и тоже требовал ремонта, как и само здание. Дмитриев сел за стол и забарабанил по нему пальцами.

Все складывалось не так, как я это себе представляла. Не будет длинных разговоров и глубокомысленных рассуждений. Никто не собирался мне помогать и бросать спасительный круг.

– Это очень долгая история, – сказала я упавшим голосом.

– На долгие истории у меня совершенно нет времени. Извините. Да вы садитесь.

Я села на краешек стула.

Зазвонил телефон. Он кратко поговорил по телефону и снова повернулся ко мне.

– Давайте сделаем так. Сейчас уже конец рабочего дня. Я подвезу вас домой и по дороге вы мне все расскажете. Идет?

– Идет.

Это было лучше, чем ничего. По дороге я успею рассказать ему все, что меня мучает. Должна успеть.

– Тогда подождите меня в коридоре. Может, вы хотите чай? Кофе, по-моему, только что кончился.

– Если нетрудно. – В горле у меня пересохло от волнения и глоток чая мне, действительно, не повредил бы.

– Нет проблем. – Он поднял трубку и кому-то позвонил.

– Вера! Зайди ко мне!

Через пару секунд на пороге кабинета материализовалась пышногрудая девица в белом халате и белой шапочке, из-под которой выбивались рыжие кудряшки.

– Чай вам организует Вера Васильевна.

Вера вышла из кабинета, даже не оглянувшись на меня. Я пошла за ней. В тесной комнатке, заставленной шкафами и папками, куда девушка меня привела, она выдвинула мне единственный стул с потрепанной спинкой и спросила:

– С сахаром или без?

– С сахаром.

– Сколько.

– Одну ложку.

Вскоре передо мной на столе стоял стакан с чаем.

– Вот. Больше ничего нет. Ни печенья, ни пряников. Нас уже давно плохо финансируют, зарплаты маленькие. Так что… – она развела руками.

– Все нормально. Мне ничего и не надо. Ни пряников, ни печенья. Спасибо.

Оставшись одна, я почувствовала страшную усталость. Если Кирилл Андреевич не сможет мне помочь, остается одно – паковать чемоданы и уезжать в свой город. К Эве. Несолоно хлебавши.

Ко мне заглянула Вера.

– Кирилл Андреевич спрашивает вас.

Я встала и сделала пару глотков. Чай был горячим, и я обожглась.

Кирилл Андреевич стоял в коридоре. Он был уже не в белом халате, а в брюках и белой рубашке с короткими рукавами. Ростом он был выше меня, и поэтому при разговоре мне приходилось смотреть на него снизу вверх, что я не очень-то любила.

– У меня, к сожалению, дела. Поэтому все в спешке и запарке. Но в машине мы поговорить сможем спокойно.

У Кирилла Андреевича был черный «Форд». Он открыл мне дверцу и пригласил:

– Прошу.

Мотор заурчал и затих.

– Какую вы любите музыку? К бардам равнодушны?

– Почти.

– Тогда найдем что-нибудь другое.

Покрутив ручку магнитолы, врач остановился на Селин Дион.

– Устраивает?

– Да. Вы не беспокойтесь. Мне все равно, какая музыка. Мне главное совсем другое…

– До другого мы тоже доберемся.

В машине было уютно и почему-то пахло табаком.

Кирилл Андреевич бросил на меня взгляд искоса.

– Ну… рассказывайте.

Я рассказала ему о «Международном центре медицины будущего» и о том, что моя сестра хотела бы обследоваться там, но нигде не может найти конкретные координаты этой организации. Я придумала эту легенду еще вчера, чтобы расположить к себе Дмитриева. Рассказывать всю правду я, естественно, не могла. Он слушал меня внимательно, не перебивая. Когда я закончила, наступило молчание, потом я услышала: