Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Анжела, успокойся, пожалуйста! Как тебе не стыдно! – увещевали мать и няня.
К приезду отца Анжела кое-как успокоилась, но Анрэ, который, по обыкновению, сразу же подошел к дочурке и взял ее на руки, заметил, что у девочки красные глаза и распухший нос.
– Что случилось? Почему мой ангелочек плакал? – спросил он.
Анжела, которой уже было совестно за то, что она так плохо себя вела, надулась и промолчала. Софи махнула рукой.
– Ничего особенного, так, покапризничала немного.
– Из-за чего? Что ее расстроило? – допытывался отец.
– Да глупости, я ж тебе говорю. Захотела надеть красное платье, а оно в стирке.
– И ты допустила, чтобы ребенок расстраивался и плакал из-за какой-то тряпки?
– Ну а что я могла сделать? Платья-то нет, оно будет готово только завтра.
– Как – что? Если девочка захотела красное платье, надо было тотчас же поехать в магазин и купить ей платье, пять, десять платьев! Но не доводить ребенка до слез! Бедняжка моя. – Анрэ нежно прижал к себе дочку.
– Слушай, ты в своем уме? – ахнула Софи. – Что ты такое говоришь! Нельзя же потакать всем ее капризам! Сегодня она хочет платье, а завтра… И вообще, ты недозволительно балуешь ее!
– А ты не учи меня! Я сам знаю, как мне воспитывать мою дочь! – Анрэ повысил голос.
– Твою дочь? – возмутилась Софи. – Ну, знаешь!.. В конце-то концов, Анжела не только твоя, она и моя дочь. Кто ее родил – я или ты?
– Это ничего не значит. – Анрэ и не заметил, как девочка осторожно выскользнула из его рук.
– Скажите на милость! – от негодования у Софи все лицо покрылось красными пятнами.
– Воспитанием Анжелы занимаюсь я! – Анрэ что есть силы ударил ладонью по столу, и часы, стоявшие на нем, подскочили.
– А я, по-твоему, что делаю? – насмешливо спросила она.
Анрэ зло потирал ушибленную ладонь:
– Ты… Ты только мешаешь мне!
– Я тебе мешаю?! – Она даже задохнулась в гневе.
– Да-да, мешаешь! Без тебя нам с Анжелой было бы лучше!
– Анрэ! Опомнись! Что ты говоришь! Мне, своей жене! Анрэ!.. Я же люблю тебя…
Софи расплакалась. Анжела, которая так и оставалась в комнате, с ужасом глядела на обоих. Она и раньше догадывалась, что у папы и мамы не все ладится, но еще ни разу не присутствовала при такой бурной сцене между родителями. Только сейчас она поняла, нет, скорее почувствовала всю глубину разделяющей их пропасти. И теперь она кинулась к матери, рыдая и лепеча:
– Мамочка! Папочка! Не надо! Пожалуйста!
Услышав ее голос, взрослые точно опомнились. Отец потянулся было к ней, но девочка не желала выпускать мать из объятий, буквально вцепилась в нее и повторяла, всхлипывая:
– Мамочка, не плачь, не плачь! Я буду хорошо себя вести! Я больше никогда не попрошу никаких платьев! Я вообще больше никогда ничего не попрошу, только не ссорьтесь, пожалуйста!.. Мама! Папа! Мама!.. Папа!.. Мапа!
Ей показалось, что смешное словечко, само собой слетевшее с ее языка, будто бы помогло утихнуть ссоре. Во всяком случае, родители больше не кричали друг на друга, а стали вместе ее обнимать, утешать и говорить, что все хорошо. И это так понравилось Анжеле, что на другое утро она снова обратилась к Софи:
– Мапа, а что мы будем кушать на завтрак?
– Как ты меня назвала? – не поняла та.
– Мапа. Я теперь так вас обоих буду звать – и тебя, и папу, – заявила девочка, гордая своим изобретением. Она наивно полагала, что таким способом она сможет объединить родителей в одно целое.
Однако отцу ее идея совсем не понравилась. В тот же вечер, после ужина, Анрэ присел рядом с Анжелой на корточки, погладил по голове и сказал:
– Анжела, можно тебя попросить: не говори мне «мапа», называй меня папой, а маму мамой.
– А почему? Тебе не нравится?
– Нет, не нравится.
– Ну ладно, не буду… – нехотя согласилась Анжела. – Только как хорошо – мапа!..
Софи сразу заметила, что Анжела снова стала называть родителей «по отдельности» – отца папой, а мать мамой.
– А что же случилось с «мапой»? – спросила она.
Анжела смутилась, ей не хотелось выдавать отца.
– Мапа… – она задумчиво посмотрела на потолок, – куда-то пропал… или пропала. Я и сама не знаю…
Софи улыбнулась, но в этой улыбке было столько горечи, что ее уловила даже шестилетняя девочка.
Какое-то время Анжела еще пыталась примирить родителей, просила маму пойти вместе с ними на прогулку или в музей. Но вскоре она заметила, что эти семейные выходы всем троим тягостны. Мать и отец почти не разговаривали друг с другом, а ей приходилось буквально разрываться между ними. Нет, уж пусть лучше все идет, как идет. Пусть взрослые сами разбираются в своих делах…
Школу для Анжелы, разумеется, выбирал отец. Это было одно из лучших в городе учебных заведений, и занимались там только девочки. Софи, узнав об этом, скривилась, точно откусила кислое яблоко:
– Столько лет учиться среди одних девчонок! Это ж тоска смертная!
– Зато там дают отличное образование! – отвечал Анрэ тоном, не допускающим возражений. – А что мальчишек нет – так это только лучше. У дочки в голове будет учеба, а не всякие глупости.
В школе Анжеле пришлось трудно. И дело было совсем не в учебе, – ведь еще задолго до поступления в школу отец, мама и няня выучили ее читать, писать и считать. Уроки давались легко, домашние задания казались развлечением, чем-то вроде игры. Но вот отношения в школе не сложились. Привыкшая к всеобщему обожанию дома, Анжела с удивлением обнаружила, что, оказывается, далеко не весь мир создан для того, чтобы баловать и исполнять ее желания. В своей семье она была принцессой, а здесь ее окружало еще полтора десятка таких же принцесс, которые требовали к себе внимания, проявляли собственный характер и совершенно не желали идти у нее на поводу.
Анжела обижалась, плакала, жаловалась отцу. Тот возмущался, разговаривал с родителями других учениц, обвинял девочек в невоспитанности и грубом обращении с его дочкой. В классе Анжелу начали сторониться, называть в глаза и за глаза ябедой. Словом, эта история могла бы плохо закончиться, если бы не своевременное вмешательство опытной и мудрой учительницы.
Для начала синьора Агнесса пригласила на беседу Анрэ.
– Я вижу, что вы очень любите свою дочь, – заявила она. – И теперь, когда девочка, возможно, впервые в жизни столкнулась с трудностями, именно вы должны ей помочь.
– Разумеется, – кивнул Орелли. – Я уже поговорил с родителями некоторых ее одноклассниц.
– Не думаю, что это хороший метод, – покачала головой учительница.
– Почему?