я уперлась в горло твари, удерживая ее подальше от себя, другой царапала землю, стараясь уцепиться за древко. От зловония, исходящего из пасти, мутило в голове. С длинного языка твари капала мерзкая густая слюна, похожая на слизь. Подскочивший волк вцепился ей в волосы, длинные, каштановые, совсем как у Марьи, намотал на руку, заставив хищницу задрать голову. Рванувшись из-под ее туши, я самыми кончиками пальцев схватилась за оперение, подтащила стрелу к себе. Тварь, сообразив, что я задумала, пронзительно завизжала и, дернувшись, оставила скальп в руках волка.

Черепа под кожей не было, как и мозгов – только пустота. Не хочу знать, что в это время увидел волк.

Уже ничем не сдерживаемая тварь рывком вцепилась мне в шею, но я успела.

Я успела дернуться в сторону, подставляя плечо, и вогнать стрелу в горло твари. Железный наконечник, весь в темных каплях волчьей крови, не встретил сопротивления, вошел, как в масло. Стоило только древку оказаться в ране, как тварь начала дергаться, словно в эпилептическом припадке, усыхая на глазах. Одежда Марьи истлевала и слезала лохмотьями, рассыпалась в прах, едва коснувшись земли, тело истончалось, превращаясь в уродливую мумию с перекрученной шершавой кожей. Только морда не изменилась.

Спихнув с себя легкое искореженное тело, я рванулась к боярышнику, упала рядом с ним на колени, и меня вырвало. Волк присел рядом, коснулся кончиками пальцев моего лба.

– Все кончилось, ты ее убила, – попытался он меня утешить. Это прозвучало, как «ты убила Марью», но я все равно почувствовала только облегчение.

Я кивнула, пытаясь отдышаться сквозь зубы. Голова кружилась, укушенное плечо жгло немилосердно, словно его кислотой облили. Крови почти не было, только мелкие дырочки на рубахе отмечали место укуса.

С трудом сглотнув, я в два глотка ополовинила остатки воды в бурдюке, с трудом удержавшись, чтобы не допить сразу все, а последними каплями – умыться. Волка тоже потряхивало от пережитого: глаза лихорадочно блестели, руки едва заметно дрожали.

– Вода заканчивается. Скоро это станет проблемой, – грустно улыбнулся волк, взвешивая на руке полегчавший бурдюк.

– Пока самая насущная проблема – это ночной лес. – Я попыталась пошевелить укушенной рукой. Она вроде бы не отваливалась, хотя и отзывалась вспышками боли на каждое движение. С запозданием начала сочиться кровь, медленно, крупными каплями, пропитывая прилипшую рубаху.

Надеюсь, тварь была не ядовита.

Поляну мы пересекли без проблем, только земля дрожала и проседала под ногами, словно под нами была не твердь, а болото, затянутое тонкой коркой, или замаскированная и забытая волчья яма. Волк снова шел впереди, крался, не опуская лука, присматриваясь и прислушиваясь.

Вот только приступы выворачивающего кашля складывали его все чаще.

Меня начало знобить, и теперь в голове набатом звенели предательские и злые мысли: что я буду делать, когда кашель сломает волка, швырнет на стылую землю отхаркивать кровь?

Что я буду делать, когда осяду рядом, с отнявшейся, онемевшей рукой, чувствуя, как холод подползает к сердцу?

14

И ты тоже уснешь в трясине

Я должна идти. Идти, переставлять ноги, двигаться вперед, не падать. Главное – не падать. У меня онемела рука, боль огненными волнами катилась от мелких ранок в ответ на каждый шаг, но почему-то отнимались еще и ноги, каждое движение давалось с таким усилием, словно к щиколоткам мне приковали пудовые гири. Темное марево плыло перед глазами, но, может, это всего лишь тучи скрыли неверный свет звезд?

Дальше, за поляной, росли совсем странные деревья, с уродливой бугристой корой. Я даже примерно не могла определить их вид – настолько страшными они были. Корявые узловатые ветви усеивали мелкие шипы, на тонких длинных лозах покачивались огромные, похожие на шар, алые цветы, фосфоресцирующие в темноте. Казалось, над дорогой парят красные фонари – в синеватой магической дымке вид они имели зловещий и неприятный. Но хуже всего был их запах – сладковатый запах гнили, удушающий и опьяняющий. От него мутилось в голове, очертания предметов двоились и расплывались, и я уже с трудом могла разглядеть спину идущего впереди волка.

Резко похолодало. Я попыталась закутаться в плащ, но не смогла согреться. Хотелось пить и в тепло, укрыться с головой одеялом и забыть лес как страшный сон. Я настолько ярко представила себе, что сейчас открою глаза в своей комнате, где напротив спит Марья, с кухни доносится ворчание колобродящей матери, что как наяву услышала:

– Ах ты ж, паршивка неблагодарная, даже за сестрой уследить не смогла!

Я вздрогнула и обернулась, но вокруг был все тот же лес, парили багровые огни цветов в сизой дымке, а тени деревьев принимали странные угрожающие очертания. «Задремала на ходу, вот и привиделось», – решила я, с усилием растирая лицо.

– Осторожней, – донесся до меня шепот волка, – тут впереди кости.

Я вздрогнула и прибавила шаг, боясь отстать и заблудиться в колдовском тумане. Я не сомневалась – одна я бы из него не вышла, блуждала по кругу, пока не свалилась бы замертво. Теперь я внимательней смотрела под ноги – кто знает, насколько опасны кости в ночном лесу? Да и просто наступить на чей-то череп совсем не хотелось.

Ошиблась я в одном – скелеты лежали не под ногами, поперек тропы, а привалившись к деревьям, оплетенные сухими колючими лозами. Сквозь глазницы черепов пробивались побеги с мелкими бутонами, похожими издали на едва тлеющие огоньки. Когда мы проходили мимо них, черепа вяло щелкали зубами, словно пытаясь предупредить или прогнать нас. Обернувшись, я увидела, что все скелеты смотрят в нашу сторону, провожая взглядом черных провалов глазниц. Скривившись от омерзения, я предпочла снова уставиться себе под ноги.

Меня опять начало знобить, боль в укушенном плече стала нестерпимой, она пульсировала, посылая волны судорог по руке. Я только крепче сжимала зубы – главное, дотянуть до утра, до озера или водоема, где можно будет напиться и промыть укус. Ночь – не лучшее время для жалости к себе: можно увлечься и пропустить настоящую опасность.

Зловещие цветы остались позади, и теперь уже ничего не освещало тропу, даже их скудный свет. Небо затянуло тучами, низкими и тяжелыми. Хотелось пригнуться, как в подземелье, где макушкой задеваешь мокрый каменный свод. Воздух стал густым и влажным, снова запахло болотом, но я дышала полной грудью, надеясь избавиться даже от воспоминания об омерзительном аромате цветов.

Рассеянно почесав запястье, я шепотом окликнула волка:

– Эй! Как думаешь, сколько до рассвета?

Он остановился, дожидаясь, когда я его догоню. Он все еще