– Двести лет! – с ужасом повторила супруга и заплакала еще отчаянней.

– У вас кровь бежит, – прошептала я, – изо рта.

Толя потер пальцами подбородок.

– Не! Я конфеты люблю, швейцарские. В них начинка прикольная, вишневая. Сверху прозрачный леденец, внутри фрукты. Это она вытекла.

Я резко выдохнула. Жив, здоров и невредим мальчик Вася Бородин! Никаких внутренних повреждений нет, Толя просто недоел карамельку. Юля сейчас рыдает от горя, перспектива провести с супругом двести лет ее отнюдь не обрадовала. И, в конечном итоге, во всем виновата я. Ведь знала, что мотор «покойника» работает исключительно тогда, когда на переднем пассажирском сиденье находится человек. Мне не следовало сползать с кресла!

* * *

– Такая сделка сорвалась, – грустно повторял Антон, пока мы с ним шли домой, – почти договорились, и нате! Мимо! Но я не сдамся! Буду подавать объявления до тех пор, пока не избавлюсь от машины.

– Ты обещал провести меня по дому, – напомнила я, входя в холл, – можем начать прямо сейчас. Уже поздно, народ спит.

– Ну и как ты тогда собралась по спальням ходить? – справедливо спросил Анатолий.

– А мне там делать нечего, – парировала я, – покажи нежилые помещения! Подвал, например!

– Его нет, – пожал плечами Антон, – Михаил сам дом строил, не готовый покупал. Тесть умный человек, он знает, что в Подмосковье сыро, намучаешься воду из подпола откачивать. Под особняком бетонная подушка. Зато есть чердак.

– Уже видела, – протянула я.

– А старую прачечную? – спросил Антон. – Она возле кладовки, ну, той, что на первом этаже.

– Показывай, – приказала я.

Муж Наташи пошел вперед по коридору до крошечной дверки, толкнул ее и сказал:

– Тут кладовка! Во! Много хорошего лежит.

– Заглядывала сюда, – подтвердила я, – и удивилась, похоже, Михаил Матвеевич ничего не выбрасывает. И он невероятно аккуратен!

– Положительный во всех смыслах человек, – согласился Антон, – правильный. С него пример нужно брать. Полки сделал и сохранил свое добро. Никогда не знаешь, что в нашей стране случится. Вот, к примеру, мыло. Видишь ящик?

Я прищурилась. Антон перешел со мной на «ты», несколько попыток сбагрить «покойника» сделали нас почти друзьями.

– Не замечаешь? – удивился спутник. – Вот же!

Он сделал пару шагов и открыл картонный короб. Из него повеяло знакомым ароматом.

– Земляничное? – неуверенно спросила я. – Моя мама его любила.

Антон вытащил серо-розовый брусок.

– Советское качество. Лежит почти тридцать лет, и ничего!

– Почему вы им не пользуетесь? – удивилась я.

Зять скряги засопел.

– Это же стратегический запас! На черный день! Вдруг голод настанет.

Я хихикнула. Здорово поможет в этом случае мыло! Из него отличный суп получится! Хотя его можно поменять на крупу. Но не стоит думать о глупостях. Надо задать Антону вопрос:

– Кладовку я уже видела, а где старая прачечная?

– Тут, – ответил Анатон и дернул за круглую ручку, торчавшую из стены.

В нос пахнуло сыростью, я втиснулась в узкое пространство. Перед глазами предстало оцинкованное серое корыто, поставленное на сколоченный из необструганных досок стол, пара ведер и кран в стене.

– До того, как стали в прачечную вещи сдавать, белье здесь стирали, – пояснил Антон, – на всякий случай оставили все в рабочем состоянии, мало ли чего! Михаил Матвеевич очень умный. Он подсчитал если дома стиральную машину иметь, то одна постирушка будет стоить пятьдесят рублей. Порошок, вода, электричество, отбеливатель, – все дорого. А если в прачку ходить, то жетон дают за сорок рэ! Червонец экономии. Поэтому Ната ходит в торговый центр. Но вдруг электричество закончится! Война случится! Народ без барабанов-автоклавов останется, а мы с корытцем. Научно-технический прогресс, это здорово, но если ядерный взрыв? Че делать? Как стирать?

Я медленно осматривала крохотное пространство. Если произойдет конфликт с применением современного арсенала вооружений, вопрос о чистоте одежды будет не актуален. Антон странный человек, временами он говорит феерические глупости, а порой похож на нормального мужчину. Необычная смесь инфантильности и зрелости.

Да, Кате тут негде спрятаться, разве что притаиться на дне старого корыта, заползти под ребристую доску. Надо же, никогда не встречала в реальной жизни такое приспособление, видела его только на картинках да в кино.

– Идем дальше, – приказала я, – открывай все потайные местечки.

Больше полутора часов Антон демонстрировал мне все секреты нелепого дома. Мне оставалось лишь удивляться количеству крошечных кладовочек, набитых всевозможным хламом. В здании была комнатенка, где стояла допотопная швейная, еще не электрическая, а ручная машинка, небольшой отсек, по размерам смахивающий на шкаф, в котором хранились чугунные утюги и самодельная гладильная доска, обшитая старыми детскими пеленками, каморка, где лежали пачки газет и журналов еще советских времен. Но ни один из укромных уголков не мог служить убежищем для девушки.

– Все! – сказал в конце концов Антон. – Полный обыск сделали.

Но что-то в его голосе заставило меня насторожиться.

– Больше никаких помещений нет?

– Честное слово, ей-богу! – заявил Антон. – Все целиком показал! Во!

Он начал истово осенять себя крестным знамением. Я нахмурилась.

– Одна маленькая пташка мне нашептала, что здесь есть потайная комната, просторная, с кроватью.

Антон вздрогнул, его глаза забегали из стороны в сторону. Я поняла, что иду верным путем, и решила прибегнуть к банальному шантажу:

– Я знакома с человеком, который собирает необычные автомобили. Он придет в неописуемый восторг при виде твоего «покойника» и непременно его купит.

– Правда? – возликовал Антон. – Позвони ему!

Я возразила.

– Уже поздно. Он спит.

– Тогда завтра, – заглотил крючок милейший Антоша, – прямо с утречка? Он богатый?

– Мегабанкир, – вкрадчиво сказала я, – денег не считает. Ты можешь выручить за «покойника» двадцать тысяч евро.

Над губой Антона заблестела цепочка мелких капель. Он еще не достиг уровня жадности Михаила, но через пару лет станет вровень со стариком Груздевым. Не зря зять восхищается тестем, оба вылеплены из одного теста.

– Два десятка кусков, – с придыханием протянул муж Наташи, – два! Десятка! Ух ты!

– Но я обращусь к приятелю только после того, как увижу дом целиком! – ответила я. – Все жилые помещения!

Антон покраснел, надул щеки, потом вздохнул и наконец решился: