Они и сейчас соблюдали постельный режим, а первые два дня вообще не вставали с коек — по словам врача, «чтобы после атропина, который сделал свое дело, не получить инфаркт».

Пожалуй, самым неприятным было ожидание. Не у кабинета врача и даже не в лодке, а под водой. Спецназовцы держались на глубине десяти метров вместе, как стая дельфинов. Или как группа парашютистов в свободном полете: касались друг друга руками, образовав круг. И ждали обратного — падения в бездну, а не синхронного хлопка парашютов за спиной и плавного спуска.

Сердце инструктора, привыкшее к разным режимам работы, билось в ненормальном рваном ритме. Ему однажды довелось посидеть в кресле двухместного учебного штурмовика, и тогда он почувствовал себя приговоренным к казни: полная фиксация ног к креслу-катапульте, относительная свобода рук и головы в тяжелом шлеме; вот-вот пилот, сидящий впереди, рванет рычаг, и тело содрогнется от электрического разряда. А что вытворял летчик-ас, управляя штурмовиком, Машбиц помнил плохо, в тяжелой голове осиновым клином сидели правила пользования катапультой. И когда пилот пошел на посадку, а в представлении мичмана — на бешеную стыковку с бетонной полосой, Машбиц едва пересилил себя, чтобы не вырвать оба рычага катапульты. «Нет, не посадит!» — орали его покрасневшие от натуги глаза.

И под водой почти то же самое, но чуть мягче: «Нет, не сработает...»

Однако инъекция, которую мичман назвал «торпедой», сработала.

Он уже смутно помнил, как он перелезал через борт лодки, снимал дыхательный аппарат, маску, расстегивал «молнию» на куртке и освобождал для укола руку. Только подметил — может, в ущерб себе, — что его подопечные не были так напряжены и, казалось, не испытывали волнения. И все же он нервно подбадривал их, демонстративно потягивая носом: «В следующий раз нырнем в подгузниках».

Последнее, что он помнил, — это слова мичмана Иваненко, напарника с подстраховочного судна: «Пора бить тревогу». И его глаза, заглянувшие в самую бездну зрачков. Они надвигались подобно черной стене, пока не заслонили все вокруг: солнечный свет, край неба, борт лодки... Потом расползлись тяжелой ртутью по телу...

«Пульса нет...»

Наверное, работа сердца возобновилась сразу и вдруг, с оглушительными ударами в тяжелой голове. Глаза снова увидели свет. Который заслонило чье-то участливое лицо. Прозвучал чей-то отзывчивый голос:

— Алло, Леня! Посмотри на меня. Ты помнишь меня?

— Да... — разлепил сухие губы Машбиц. — Помню.

— Кто я?

— Ты... — Мичман все отчетливее различал черты полковника ГРУ Михаила Артемова. — Ты тот кретин, который уверял, что к нам применят безобидное средство.

— Отлично! — обрадовался Артемов, любивший емкие характеристики. — Он в здравом уме.

* * *

В отличие от Влада, который не рискнул воспользоваться спутниковым телефоном, Михаил Артемов вынужденно использовал трубку, связываясь с руководством и оперативниками из своей группы. Адаптер-усилитель спутниковой системы связи был подключен к сотовому телефону «киосера». Он не был массивным и легко умещался во внутреннем кармане пиджака, тем не менее позволял связаться с абонентом из любой точки земного шара. Из списка внесенных в память телефонных номеров полковник выбрал третий по счету, обозначенный для удобства как «3-technician», и нажал на клавишу вызова. «Техником» был старший лейтенант Александр Остапенко — радиотехник с опытом работы в 6-м управлении ГРУ (радиотехническая разведка).

Содержание телефонных разговоров Влада Артемов мог получить несколькими способами. Один из них — самый примитивный, это «грубая» прослушка непосредственно с оборудования единственного в Пионерском междугородного переговорного пункта. Другой — если Влад прибегнет к помощи спутниковой связи, в этом случае радиотехник оставался бы не у дел, поскольку информация в первую очередь «считывалась» специалистами спутниковых систем связи, находящимися в Москве. Все входящие и исходящие звонки с телефона Влада фиксировались этой спецслужбой.

Полковник Артемов отмел вариант связи Влада непосредственно из центра — это было бы большой глупостью со стороны секретного агента.

— Саня, наш друг, кажется, направляется к тебе. Жди гостя.

— О'кей, — отозвался техник. — Давно пора. — Он сидел лицом к двери, ведущей в операционный зал междугородки. Вторая дверь вела в святая святых переговорного пункта, где и находился техник, через нее он перемигивался и перешучивался с двумя миловидными девушками-операторами. В данный момент междугородка находилась на техническом перерыве, и служащие пили чай в комнате отдыха. Действия радиотехника в чем-то совпадали с мероприятиями Влада в спящей гостинице. Старший лейтенант надел наушники и проверил готовность звукозаписывающей аппаратуры.

Михаил Артемов отважился, если не сказать «дерзнул», выйти из машины в десятке метров позади своего секретного агента. Но тот даже не повернул голову на остановившуюся машину. На Артемове были солнцезащитные очки, клетчатая рубашка, светлый пиджак был расстегнут. Он вошел в продуктовый магазин, расположенный на углу Ярославской и Водников, и проследил через высокое окно за Тульчинским. Тот перешел дорогу, держа направлением здание междугородки, занимавшей первый этаж жилого дома. «Сила привычки...» — усмехнулся Михаил Васильевич. Расплатившись за банку «Балтики», Артемов вышел из магазина, на ходу вынимая трубку.

— Саня, он точно идет к тебе в руки... — Полковник занял место в машине и дал водителю команду трогаться. — Да, вот он остановился... Читает расписание, смотрит на часы. Когда кончается перерыв?

Техник тоже отметил время: 10.55 по-местному.

— Через пять минут. Он не ушел?

— Нет. Закурил. — Артемов уже смотрел через заднее стекло: машина проехала здание переговорного пункта, водитель, включив указатель поворота, сворачивал направо, в узкий переулок. — Наверняка будет ждать. Предупреждаю: если запись окажется некачественной...

— Все будет путем, Михал Васильич, — заверил шефа Остапенко. — Лишь бы звонок был по делу. Я уже третью смену тут торчу.

Техник стрельнул глазами в начальницу переговорного пункта. У него было время отметить, что, по всей видимости, незамужняя шефиня междугородки малость ревновала его, парня без комплексов, к своим молоденьким подчиненным. Слегка за тридцать, типичная фам-фаталь, наводнившая помещения пункта связи приторным ароматом давно ставшего провинциальным «Опиума». Она лишь раз улыбнулась, сделав попытку то ли слегка пофлиртовать, то отпустить симпатичному парню комплимент, то ли еще что-то. Но вышло это у нее немного неуклюже. Она как-то не к месту спросила, прихлебывая горячий чай:

— У вас есть недостатки?

— О да! — живо отозвался техник. — Целых два: жадность и потливость.

Начальница едва не поперхнулась печеньем.

Нажав на клавишу отбоя, Остапенко еще раз предупредил служащих междугородки: