В. В. Радлов стоял на точке зрения элементарного волюнтаризма. Он полагал, что только влияние вождей племен могло способствовать образованию в кратчайшее время мощных племенных комплексов. Вожди захватывали ханскую власть, и только крепкая рука хана могла удержать от гибели кочевое государство. Как только эта рука слабела — оно разваливалось{326}. По этому поводу можно заметить, что настроения народа и преданность дружины делают руку хана крепкой или слабой в значительно большей степени, чем его личные качества.

Весьма оригинальный взгляд высказал В. В. Бартольд, заявив, что «беги противопоставлялись «черному народу», причем верховная власть не всегда становилась на сторону первых»{327}. Эту точку зрения он развивал в полемике с В. Бангом, заметившим ему, что «стоявшие вокруг хана люди — это его родственники или дворянство, способствовавшие возвышению тюркского народа»{328}. В. В. Бартольд объяснил, что «в надписи высказываются некоторые демократические мысли», и сравнил тюркских ханов с обоими Наполеонами, которые, окружив престол военной аристократией, придерживались идеи демократической империи{329}. И много позднее Бартольд отмечал, что факт сословной борьбы не отмечен ни Радловым, наблюдавшим жизнь кочевников тогда, когда у них не было резкой социальной дифференциации, ни Томсеном, который, признавая борьбу между знатью и простыми народом, не отметил значения этого факта{330}. Взгляды В. В. Бартольда, по нашему мнению, несмотря на кажущееся правдоподобие, не подтверждаются анализом истории тюркютов и голубых тюрок в целом.

Специальную работу этой теме посвятил А. Н. Бернштам{331}. Критика его взглядов приводится ниже. Наконец, новое освещение вопроса дано в работе Е. Прицака, который попытался в общем виде нарисовать картину создания «кочевых империй»{332}. Несмотря на огромное количество учтенных фактов и детальную разработку источников, его выводы вызывают возражения, мешающие принять их полностью. Причин к тому две: общие соображения Е. Прицака включают некоторые предвзятые мнения, не преодоленные исследователем, а частные замечания содержат «переходящие ошибки», т. е. гипотетические предположения, впоследствии опровергнутые, но удержавшиеся, потому что опровержение потонуло в море мелких статей, разлившихся в библиографический океан. К счастью, в качестве корректива к труду Прицака мы имеем теперь значительно более точную и надежную сводку тюркологических сведений в труде А. П. Кононова{333} и можем сосредоточить внимание только на общих положениях Е. Прицака, сформулированных им в начале статьи «Как возникла степная империя?». «Когда в степи появлялся талантливый организатор, он собирал вокруг себя толпу сильных и преданных людей, чтобы подчинить с их помощью свой род, а потом племя и, наконец, тот племенной союз, о котором идет речь. Потом он предпринимал со своими людьми разбойничьи походы. Если они протекали успешно, то следствием их было присоединение соседних племен. Следующей задачей было, с одной стороны, уничтожение господствующих родов племенных федераций, с другой — размещение гарнизонов в степных укреплениях, сначала на Орхон-Ононе, потом на Чу.

Обладание священными местами в степи приобщило основателя новой федерации к благодати, придававшей его власти силу законности. Так как только принадлежащие к господствующему роду могли рассматриваться как господа, то созываемый на священном месте, вблизи от укрепления, курултай, в котором принимали участие старейшины племен, вошедших в эту федерацию, выбирал по старому обычаю кандидата в степные цари. Выбранный принимал обычно по предложению шамана царский титул. Этот титул выражал притязание на мировое господство. Кроме титула правителя устанавливалось название для нового государства или федерации»{334}.

Основное наше несогласие с Е. Прицаком принципиально. По нашему мнению, степные объединения возникали не одним способом, а несколькими. Отмеченная Е. Прицаком выборность хана встречается реже, чем наследование власти. Уничтожение знатных родов было проведено только Чингисханом, но оно не характерно для тюрок, уйгуров и хуннов. Весьма преувеличена роль религии и «шаманов». (Очевидно, так Е. Прицак называет вообще всех колдунов и жрецов, что делает термин слишком широким и для пользования непригодным). Понятие «благодать» несовместимо с генотеистическими культами, так как помощь племенного божества «тось'я» распространялась лишь на членов данного племени, а именно этот культ господствовал в раннетюркскую эпоху{335}. Собственно говоря, Е. Прицак описал процесс установления военной демократии, но отмеченное им сочетание дружины и племени, живущего родовым строем, характерно для оседлых племен Европы, а у кочевников тот же процесс протекал иначе.

Спор об эле. Из частных вопросов, без разрешения которых понимание истории древних тюрок невозможно, следует отметить перевод термина «эльиль», как называли свою державу тюрки.

По поводу значения этого термина нет единого мнения. С. Е. Малов переводит эль как «племенной союз», но дает также значение: «государство, народ»{336}. Этого понимания придерживались Радлов, Мелиоранский, Бартольд, Томсен и Хирт.

Другое понимание термина выдвинул Бернштам. Он считал, что эль — это объединение аристократии различных племен в организационно сплоченный заимствованными у того же родового строя традициями, аристократический строй. «Al» — выражение государственной организации. Турецкий «al» — олицетворение народа, известного нам в истории под самоназванием «turk»{337}. Обе точки зрения при проверке оказались несостоятельными. Разберем их.