что он, как полагали некоторые исследователи, полностью отрицал реальность колдовства. И не потому, что он, как думали другие, оказал исключительное влияние на развитие последующих демонологических теорий. И даже не потому, что его сочинения, как считали третьи, спровоцировали существенный рост судебных преследований ведьм и колдунов в Западной Европе[715]. Главное отличие концепции Ж. Бодена заключалось, на мой взгляд, прежде всего в его стремлении создать систему, в рамках которой любому факту или явлению нашлось бы свое место и свое объяснение[716].

Поискам этой системы, ведущей к установлению полной гармонии в окружающем мире (как видимом, так и воображаемом), были посвящены все без исключения работы французского мыслителя. Но если в «Методе легкого познания истории» (1566 г.) речь шла прежде всего о принципах постижения исторических закономерностей[717], а в «Шести книгах о государстве» (1576 г.) — о создании идеальной формы управления обществом и об установлении социального порядка[718], то «Демономания колдунов», впервые опубликованная в 1580 г. и переиздававшаяся при жизни автора еще 4 раза[719], оказалась посвящена весьма специфической теме. Для Жана Бодена, называвшего себя «человеком порядка» (l'homme bien reiglé)[720], главной задачей в данном случае стал поиск обстоятельств, мешающих поддержанию всеобщей гармонии, и путей их устранения. Первопричиной же и самой сутью беспорядка, царившего, с его точки зрения, во всех сферах современной ему жизни во Франции, он почитал исключительно колдовство[721]. Как следствие, основное внимание в «Демономании» было отдано изучению ведовских сект, их описанию и классификации, столь же необходимой, по мнению автора, для развития и самого существования общества, как знание истории и основ государственности[722].

Данное заключение логично вытекало из общей идеи иерархичного строения земного и небесного миров, позаимствованной Жаном Боденом у Псевдо-Дионисия Ареопагита (V в.)[723]. Согласно его теории, в мире небесном гармонией управлял сам Господь, придававший смысл всему сущему и обладавший всей полнотой власти над явлениями природы, «дикими животными» и человеком[724]. Связующим звеном в этой стройной системе выступали добрые и злые «духи» (esprits), во всем подчинявшиеся Всевышнему[725]. В мире земном, однако, помимо Господа действовали еще и собственно люди, которые — в соответствии с дарованной им Свыше свободой воли (franc arbitre) — могли выбирать «советчиков» (esprits conducteurs) как среди ангелов, так и среди демонов[726]. Данное обстоятельство, по мнению автора, и вело прежде всего к хаосу, поскольку те, кто «склонялся на сторону зла», избирали неправедный путь и превращались в приспешников дьявола — в ведьм и колдунов, основных противников Божественных установлений и общественного порядка[727].

Занятия магическими «искусствами», таким образом, представлялись французскому демонологу — как в свое время Клоду Толозану, Жану Тинктору и Пьеру Мамори — самым опасным уголовным преступлением[728]. Он называл их «оскорблением божественного и человеческого величества», т. е. нарушением воли как Господа, так и земного правителя[729]. Иными словами, колдовство, с его точки зрения, оказывалось противно любой форме религии[730], которая в свою очередь всегда выступала главным оплотом государства[731]. Подданными (subjects) Сатаны могли стать представители любых сословий и даже «папы римские, императоры и принцы»[732], и с этим королевством дьявола, созданным на земле, надлежало бороться именно правителю и его чиновникам («магистратам», в терминологии автора): преследовать ведьм и колдунов в судебном порядке и добиваться для них смертных приговоров, дабы не допускать роста преступности, поддерживать порядок в обществе и в государстве[733]. Не случайно «Демономания» оказалась посвящена Кристофу де Ту (15081582), президенту Парижского Парламента с 1554 г., советнику королей Генриха II (1519–1559), Карла IX (1550–1574) и Генриха III (1551–1589).

Однако, отмечал далее Жан Боден, ничто так не огорчает Господа, как вид судей, которые не уделяют должного внимания колдовству, пытаются не замечать его проявлений и даже не верят в них, позволяя ведьмам и колдунам оставаться безнаказанными[734]. Подобное поведение королевских чиновников, с его точки зрения, уже само по себе могло стать причиной дисгармонии, поскольку навлекало на людей Божий гнев и многочисленные бедствия[735]. Единственным верным средством предотвратить подобные несчастья являлась, по мнению Ж. Бодена, попытка научить правителей и их магистратов разбираться в сути магических практик, понимать их особенности и различия.

Таким образом, именно классификация ведьм и колдунов заняла в «Демономании» совершенно особое место, причем отличительным свойством данного сочинения стал не только поиск возможности упорядочить знания самого автора и его предшественников о колдовстве, но и создание некоего практического руководства, необходимого для борьбы с подобными преступлениями[736]. Иными словами, Жан Боден попытался выстроить достаточно четкую иерархию ведьм и колдунов, руководствуясь при этом сразу несколькими показателями: половой принадлежностью своих героев, их социальным происхождением и образованием, сферой их преступных интересов, а также системой уголовных наказаний, полагающихся, с его точки зрения, различным категориям ведьм и колдунов. Этот подход разительно отличался от предложенного в свое время Пьером Мамори, который, как мы помним, предлагал классифицировать адептов дьявола лишь по «профессиональному» признаку. Тем не менее, Боден, безусловно, читал трактат своего пуатевинского коллеги и, вполне возможно, основывался на его выкладках[737].

* * *

О том, что стремление упорядочить знания демонологов XV–XVI вв. действительно присутствовало у автора «Демономании», свидетельствовало уже введение к трактату, где, в частности, упоминался конкретный ведовской процесс, имевший место в 1578 г. в бальяже Лана[738]. Речь шла о некой Жанне Арвилье, которую в ходе следствия признали «весьма опасной ведьмой» (une fort grande Sorcière), но приговор в отношении которой вызвал у местных судей разногласия. При оценке реального ущерба, нанесенного преступницей, их мнения разделились: одни предложили в качестве наказания сожжение живьем, другие — казнь через повешение[739]. Что же касается Жана Бодена, то определение, данное им Жанне Арвилье, уже само по себе намекало, что у него, очевидно, имелись довольно четкие представления о разных типах колдовства. Вместе с тем оно напоминало классификацию преступников, выработанную в конце XIV в. секретарем королевского уголовного суда Парижа Аломом Кашмаре в его «Регистре Шатле», где обычный «вор» (larron), «опасный вор» (fort larron) и «очень опасный вор» (très fort larron), т. е. рецидивист, различались по качеству и количеству украденного[740]. Сборник Кашмаре, который, весьма вероятно, был знаком Жану Бодену[741], являлся не просто собранием интересных судебных казусов, но представлял собой своеобразный «учебник» по судопроизводству, демонстрировавший взгляды автора на идеальный уголовный процесс[742]. Точно так же и «Демономания» призвана была стать сводом систематизированных знаний о колдовстве и о методах борьбы с