Мгновения шли. Его пальцы замерли. Он прервал поцелуй, стал гладить ее локоны и шептать нежные похвалы. Она, трепещущая, лежала в его объятиях.

В этот момент карета остановилась.

Голова Саймона резко дернулась вверх. Он бросил взгляд на дверцу и тихо промолвил:

– Вот мы и дома.

Желанья сладость счастье обещает,

Но честь его жестоко подавляет.

«О цене чести». Из дневников лорда Девингема

Они вышли из экипажа с притворным достоинством, надеясь, что слуги не расслышали звуков их страстной интерлюдии. Поднимаясь к парадной двери их дома, Саймон бросил взгляд на Люси. Щеки ее раскраснелись, глаза сверкали. Ну а если ее прическа немного растрепалась, это могло быть следствием усердных танцев.

Однако настоящий танец им еще предстоял.

Саймон поблагодарил Бога за моду на просторные пальто. В противном случае ему никак не удалось бы скрыть от суетящихся вокруг кареты слуг явное проявление его страстного желания… вожделения к собственной жене. Она вошла в дом впереди него, и, глядя на ее округлую попку, соблазнительно покачивающую юбками, Саймон представил себе, как будет ласкать вечером ее гладкие женственные бедра.

Навстречу им вышел Доббинс, чтобы принять их верхнюю одежду, но если он и заметил возбужденное состояние хозяина, он этого никак не показал. Благослови его Господь. Дворецкий исчез так же быстро, как появился, оставив Саймона и Люси одних в холле.

Она повернулась к нему лицом, игривая улыбка изогнула ее губы.

– Мне кажется, Саймон, что сегодняшние волнение и возбуждение меня утомили. Я отправляюсь в постель.

Он выгнул бровь.

– Неужели?

Она торжественно кивнула, но в глазах прыгали чертики.

– Да, по моему, это так.

– Кажется, я тоже устал, – произнес он медленно, как бы раздумывая.

Она расхохоталась и бросилась в его объятия.

– Ты гадкий, раз так меня дразнишь.

Он почувствовал, что и его губы растягиваются в улыбке, и обвел пальцем овал ее лица.

– Разумеется, я гадкий. Ты должна бы уже это понять.

Розовый румянец окрасил ее лицо.

– Да уж, понимаю. – Она обхватила его руками за талию и уткнулась лицом ему в грудь. Я так счастлива, что ты предпочел меня этой Изабелле.

Хотя слова ее были сказаны приглушенным голосом, они ударили по нему, словно кувалда.

Изабелла!.. Ад и все его дьяволы!

Перед его мысленным взором предстало увиденное мельком лицо Изабеллы, искаженное яростью при виде того, как он уводил Люси из бального зала.

Переполненного людьми бального зала.

До потолка набитого всеми сплетниками и сплетницами Лондона.

Невозможно было себе представить, чтобы кто либо мог пропустить такой спектакль, как его ревнивый уход с бала с женой, которую он тащил за руку. Пожалуй, они не могли видеть, как он мастерским ударом свалил наземь Стендиша, но и эта история распространится быстро.

И дойдет до его начальников!..

Ох, какую же бучу он заварил!

Люси теснее прижималась к нему, и он прикрыл глаза, завороженный ароматом ее волос, манящими изгибами ее льнущего тела… и болью от того, что должен был сейчас сделать. Он положил руки ей на плечи и бережно отстранил от себя.

– Ты права, – с трудом произнес он, давясь словами. – Уже поздно, и тебе нужно отправляться в постель.

Ее светящиеся карие глаза растерянно притухли.

– Я думала, ты и я… мы с тобой…

– У меня есть дела, которыми необходимо заняться. – Он отступил на шаг, и холодный воздух ударил по телу в том месте, где только что ощущалось ее тепло. – И вот еще что. Ты должна представлять мне каждое утро свой распорядок дня, чтобы больше не повторялись неприятные инциденты вроде сегодняшнего.

– Мой распорядок? – У нее было такое лицо, словно он дал ей пощечину. – Но…

– Доброй ночи, Люси. – Он круто повернулся и решительным шагом направился в свой кабинет, с трудом удерживаясь, чтобы не оглянуться на нее…

Люси смотрела, как Саймон уходит, и сердце ее ныло. Что произошло? Что такого она сказала, что он сразу отстранился от нее? Это было не в первый раз, когда в момент, казалось, самой интимной близости он внезапно бросал ее и уходил прочь.

Она перебрала в памяти их разговор. Изабелла! Вот чье имя она произнесла. И Саймон тут же напрягся и отдалился.

Его поступки озадачивали Люси. Хотя он проводил время на балу с этой итальянкой, его поведение со Стендишем было поведением ревнивого мужа. Мужа, которого волнует отношение жены, который увлечен ею, а не другой женщиной. И его внимание к ней в карете подтверждало именно такое толкование.

Саймон испытывал к ней сильные чувства. В этом она не сомневалась. В минуты любовной близости он вел себя со страстной нежностью, как человек, чувствующий симпатию к своей партнерше. А вне постели он проявлял к ней, кроме нежности, доброту и внимание. Но иногда… он вдруг превращался в равнодушного, холодного незнакомца.

Сегодня произошел именно такой случай.

Почему? Почему минуту назад он ее хотел, а в следующую презирал?

Она стала подниматься по лестнице в свою комнату, но голова ее шла кругом. Тревожные мысли рвали ей сердце и разум, как хищные гарпии. Может быть, это с ней что то неладно? Или она что то не так сделала? Может, она вела себя с ним слишком легкомысленно? Слишком дерзко?

Вспомнив, что происходило в карете, она эту мысль отбросила.

Нет, она решительно не могла понять, что заставляет его отступать в моменты, когда их связь крепчает. Иногда она готова была поклясться, что имеет дело с двумя различными людьми: одним добрым и страстным, другим – холодным и равнодушным. Такие перепады поведения были непонятны и необъяснимы.

Она добралась до своей комнаты и вошла в нее, благодарная судьбе, что Молли ее не ждет. Несомненно, горничная не ждала такого скорого возвращения ее с бала.

Она положила на столик свой ридикюль и веер, сбросила с плеч шаль и уселась перед зеркалом. При виде распустившейся прически она нахмурилась. Да и вырез платья сидел криво. Она поддернула лиф на место. Кто из мужчин это сделал, капитан Стендиш или Саймон?

Она перебрала в памяти события этого вечера, вспомнила о быстром смертельно точном ударе мужа, защищавшего ее честь. Спокойные и умелые действия Саймона показали ей иную сторону его характера, о какой она ранее понятия не имела. Впрочем, один раз она на миг увидела этого человека… на ступенях лестницы, когда он удивился ее нежданному приезду в Лондон.