Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ю л и я. Тем благороднее то, что вы сейчас делаете для нас.
В и к т о р. Эгоизм, сущий эгоизм! Во-первых, мне тяжело видеть вас такой печальной. Во-вторых… Почему не берут трубку?.. Не понимаю… Во-вторых, если вы останетесь одна, вы, конечно, не захотите жить под одной крышей с чужим мужчиной, и мне, при всем своем рыцарском благоговении к вам, придется съехать с этой квартиры. Когда и где я смогу вас тогда видеть? (Кладет трубку.) Дело безнадежное. Да вы не беспокойтесь, деньги найдутся, вопрос нескольких минут. Ведь если денег не будет, его заберут. А раз заберут, то и убьют. Он же непокорный, да к тому же не умеет приспособляться…
Ю л и я. Виктор! Я вспомнила одного знакомого, у него наверняка есть деньги. Судья Сегилонги…
В и к т о р. Эврика! Сегилонги. Знаете, Юлия, я, словно завзятый Дон Жуан, завлек вас в эту квартиру… (Листает телефонную книгу, затем набирает номер.) Можно попросить к телефону ее превосходительство?.. Благодарю вас. (Продолжает листать телефонную книгу.) Ее превосходительство, как сказал мне супруг, сейчас находится в Красном Кресте. «Насколько мне известно», — добавил он. Как видно, господину председателю не только как судье, но и как мужу известны пределы истины. (Набирая номер.) Я вел себя Дон Жуаном, хотел увлечь вас, обольстить. А что вышло из моих потуг? Печальный Сирано! (Декламирует.)
«О жизни дивный пир,
Ты поцелуй любви, ты упоенье рая!
Как нищий голоден и сир,
Как Лазарь, крохи подбирая
От пира дивного… и этим счастлив я!
Да, да, здесь радость и моя:
Ведь на его устах она теперь целует
Все те слова, что я ей говорил!
Да, эта мысль и придает мне сил,
И больше сердце не тоскует!»[1]
Нет, сударыня, это я не вам. Вы тоже любите Сирано? Вот и чудесно! А теперь соедините меня с попечительницей солдатских сирот, отцы которых погибли на войне. (Юлии.) И в пылу увлечения я прозрел и осознал, что самое благородное призвание мужчины — уподобиться Сирано. (В трубку.) Слава Иисусу! Прошу позвать к телефону ее превосходительство госпожу Сегилонги.
Явление одиннадцатое
Т е ж е и К а р о й.
Входит К а р о й.
К а р о й. Целую ручки. Я слышал, Балинту прислали призывную повестку. Этого следовало ожидать.
Ю л и я. Мы еще не теряем надежду. Пытаемся вот… (Кивает на Виктора.)
К а р о й. По-моему, надежды никакой. (Садится.) Нас всех заморят газом, а выживших скосит чума. Земной шар превратится в выжженную пустыню. Потом наползут муравьи и термиты и создадут новую, более гуманную цивилизацию. Все это уже предопределено.
В и к т о р. Алло!
Ю л и я (Виктору). Нашли?
В и к т о р. Спасибо. (Кладет трубку.) Уклончивость господина судьи была не лишена основания. Его дражайшая супруга явно где-то на свидании. Но где? Не могу же я набирать подряд все номера телефонной книги! Или позвонить мужу, чтоб он сам подсказал, где ее можно застать.
К а р о й. К тому же нам грозит новый ледниковый период. На нас неотвратимо надвигается космический холод — абсолютный нуль. Человечество обречено на гибель от замерзания.
В и к т о р. У тебя снова кончилось топливо?
К а р о й. Увы, да!
В и к т о р. Так бы и говорил. Сколько тебе надо?
К а р о й. Центнер брикета, плюс доставка на дом, плюс сапожнику за подбивку подметок. Короче говоря, полусотенной хватит.
В и к т о р. Ты явился кстати. (Снова идет к телефону.) Завидую поэтам, когда их осеняет вдохновение…
Явление двенадцатое
Т е ж е и М е л и т т а.
Входит М е л и т т а.
М е л и т т а. Добрый день. Простите, что так нежданно-негаданно…
В и к т о р. Отнюдь нет. Мы вас ждали, да еще как! Я не жалуюсь на свое вдохновение, оно способно творить чудеса.
М е л и т т а (Юлии). Ты меня не забыла? Помнишь, как раз тогда лопнула ваша иенская кофеварка…
Ю л и я. Как же! Мы только что вспоминали тебя.
М е л и т т а. Это очень мило с вашей стороны. А почему вы вдруг обо мне вспомнили?
В и к т о р. Дело в том, что есть один фельдфебель…
М е л и т т а. Я… и фельдфебель?
В и к т о р. Прошу вас, не обращайте внимания на чин. В порядке исключения.
М е л и т т а. Вы просите невозможного.
В и к т о р. Оставим табель о рангах. Скажем так: один из представителей венгерской королевской армии, в прачечной на углу…
М е л и т т а. Прачечная? Ваши ассоциации, мои друг, прямо-таки оскорбительны.
В и к т о р. Позвольте еще одно слово?
М е л и т т а. Ни одного! Продолжая в том же духе, вы в следующий раз заговорите о деньгах.
В и к т о р. Вот спасибо! Вы меня опередили! Я как раз собирался об этом заговорить.
М е л и т т а. Я же говорю, что с вас станет. А ведь мне потому так полюбилась ваша братия, что вас не интересуют ни бизнес, ни деньги… Вы выше всего этого.
К а р о й. Или считаем это ниже своего достоинства.
В и к т о р. Вы так презираете деньги, сударыня?
М е л и т т а. К несчастью, я их обожаю. Но так приятно иной раз забыть о них. Например, оказавшись здесь, среди вас. Мне кажется, будто я прихожу сюда каяться, искупать свои грехи, оставляя позади себя весь этот меркантильный, суетный мир. Вы согласны со мной?.. Вы примете меня к себе, словно кающуюся Магдалину?
В и к т о р. С радостью. Но сначала потолкуем о плате за отпущение грехов.
М е л и т т а. За это мне ничего не жаль.
В и к т о р. Речь пойдет о ничтожно малой сумме.
М е л и т т а. Даже странствующий в пустыне скиталец многое отдал бы за такой оазис.
К а р о й. Здесь не оазис, а пустыня! Но и нам, увы, нужны деньги!
М е л и т т а. Нет, нет, нет! Умоляю вас! Не будите во мне алчность. Монтекукколи{29} был знатный вояка, но и он всегда говорил, что для ведения войны необходимы три вещи — деньги, деньги и деньги!
ПЕСНЯ О ДЕНЬГАХ
М е л и т т а.
Нет счастья, если денег нет,
А если деньги есть — беда.
Несчастлив этот белый свет —