В конце концов воспоминание о холодной руке Миллисент, сдавившей мое горло, и о зловонной воде, наполняющей легкие, выгнало меня наружу.

Я натянула футболку Лукаса и порадовалась, что она достает мне почти до колен, и еще больше тому, что не послушалась Элль, которая упорно старалась убедить ме ня носить вместо моих любимых трусов-шортиков что-нибудь более «миленькое», девчачье, с дурацкими надписями сзади.

Когда я наконец открыла дверь, у меня все равно было такое чувство, что всем видно, что у меня под футболкой.

Прист нахлобучил на голову наушники.

– Никто не против, если я выключу свет?

«Слава богу».

Я поспешно пробралась к кровати, натянув футболку как можно ниже. На белом хлопке остался бурый след – опять закровили содранные при падении во дворе ладони. Я повернулась, чтобы взять из ванной полотенце, но внутрь уже вошел и закрыл за собой дверь Лукас.

Я присела на край кровати, дожидаясь, когда он выйдет, и на меня немедленно навалилась чудовищная усталость. Веки налились свинцом, я с трудом боролась со сном.

Скрипнули дверные петли, и я вскинулась. Уже в полусне я поплелась в ванную.

На пороге стоял Лукас, босой и без футболки. Из одежды на нем были только джинсы. Он принялся энергично вытирать полотенцем волосы, отчего по груди побежали ручейки воды.

Чтобы не таращиться на него, я принялась разглядывать проплешину на грязном ковре.

– Я хотела взять полотенце, вытереть руку.

– Дай взглянуть.

Он подошел ко мне и осторожно взял за запястье, задев штаниной джинсов мою ногу.

– Ерунда, до свадьбы заживет.

Я изо всех сил старалась не думать о том, что стою практически вплотную к симпатичному парню в надетой на голое тело его футболке.

– Ну, если оно тебя не беспокоит, то да.

Лукас выпустил мое запястье, и я шагнула в залитую резким светом крошечную ванную.

Я промыла руку под краном и обмотала ее полотенцем.

Когда я вышла из ванной, под дверью уже ждал Джаред с чистой футболкой в руках. Я не могла перестать думать о том, как выглядел без футболки Лукас, – и теперь представляла, как выглядел бы с обнаженным торсом Джаред.

Сердце заколотилось о ребра. Я снова принялась искать спасительную проплешину в ковре, замирая от ужаса при мысли, что он догадается, о чем я думаю, если буду смотреть на него.

Он отступил в сторону, давая мне пройти.

– Я рад, что с тобой все в порядке, – произнес он негромко и закрыл дверь.

Я осталась стоять в темноте. Все то, что было между нами невысказанного, осязаемо висело в воздухе.

Я плюхнулась на кровать рядом с Аларой и стала слушать, как шумит в душе вода.

«Не думай об этом».

Алара подтолкнула меня:

– Кеннеди?

– Да?

– Спасибо, что полезла за Пристом в колодец. Для этого нужно мужество.

Похвала застала меня врасплох.

– Любой на моем месте поступил бы так же.

– Только если этот любой – один из нас.

В том, как она это произнесла, было что-то такое, что заставило меня поверить ей.

– Это трудно – быть членом Легиона?

Алара немного помолчала:

– Приходится многим жертвовать.

– Например, школой и друзьями…

– Например, семьей.

Это был не тот ответ, которого я ожидала.

– Я думала, тебя вырастила бабушка.

– Я переехала к ней, когда мне исполнилось десять. До этого я жила с родителями и младшими братом и сестрой в Майами.

– Почему тебе пришлось к ней переехать?

Лезть в чужую жизнь было невежливо, но я чувствовала, что ей нужно выговориться. К тому же я скучала по нашим с Элль посиделкам за полночь, когда мы болтали и делились друг с другом секретами.

– Мои родители знали, что одному из нас предстоит стать членом Легиона, еще до того, как мы научились ходить, и было понятно, что это буду либо я, либо Майя, моя сестра. Бабушка хотела передать свою специализацию девочке. – Алара принялась разглядывать потолок.

– И она выбрала тебя?

– Не совсем. Она хотела забрать одну из нас в нежном возрасте, чтобы все то, чему она собиралась нас учить, стало второй натурой, но родители продолжали упираться. В конце концов она вынудила их назвать опре деленную дату. Когда назначенный день настал, мы знали, что приедет бабушка и одна из нас должна будет уехать с ней. Мы с Майей сидели на зеленом бархатном диване в гостиной, держась за руки. Мама нарядила нас в дурацкие платья из тафты, как будто мы шли на праздник. Они втроем закрылись в отцовском кабинете, чтобы решить, которую из нас заберет бабушка. Когда они вышли оттуда, мама плакала. Бабушка сказала ей, чтобы она выбирала сама. – Алара сглотнула. – Но на самом деле выбора не было. Майя была слабым и болезненным ребенком. Ни бабушка, ни Легион были бы ей не под силу. Она просто сломалась бы. Поэтому я соврала и сказала, что сама хочу уехать. Я практически их упрашивала.

Я попыталась представить себе эту ситуацию. Как я жду, когда мне скажут, придется мне уехать от мамы или нет. А потом сама вызываюсь сделать это.

– Должно быть, твои родители очень по тебе скучали.

– Они отдали меня как щенка. А теперь папаша считает, что может вот так взять и велеть мне все бросить и вернуться домой, как будто то, что я делаю, не имеет никакого значения.

Мне вспомнился папин взгляд, который он, стоя у машины, бросил на меня сквозь кухонное окно. Уже зная, что никогда не вернется назад. Видел ли он, каким растерянным взглядом я провожала его, когда он уехал прочь? Было ли ему до этого дело?

Наверное, знать, что тебя вот так вот отдали, было немногим лучше, чем знать, что тебя бросили. Я понимала, каково жить с этим надломом внутри, когда все вокруг тебя целые.

– Мне жаль, что так вышло.

Алара сделала глубокий вдох:

– А мне нет. Моя сестра не годилась для такой жизни. А я гожусь.

– Ты поступила очень мужественно.

– Как и ты, когда полезла в колодец. – Она что-то сунула мне в руку. – Вот, держи. Тебе это нужнее.

Я с трудом различала очертания предмета на своей ладони, пока за окном в очередной раз не вспыхнула неоновая вывеска отеля. Это оказалась круглая серебряная медаль, которую Алара всегда носила на шее. Я поднесла ее поближе к глазам, чтобы разглядеть символы, выгравированные на металле. Они походили на вилы, расходящиеся в разные стороны от центра подвески.