– Что это? – шепотом спросил Тьери.

– Это одежда Кароль, в которой она была в ту ночь, когда ее убили, – сиплым голосом ответил Арман.

Ужас сдавил горло, дикий первобытный страх гнал меня вперед. Босые ноги бились о мелкие камни, но я почти не замечала этого. Слезы душили, и очень хотелось кричать и звать на помощь, но тогда монстр услышит, тогда он меня найдет. Где-то неподалеку послышался мерный шум прибоя, я остановилась и выглянула из-за большого камня. Не считая звука накатывающей на скалы воды, вокруг была тишина, пугающая тишина.

От бессилия и пожирающего меня страха я присела на корточки и, зажав рот рукой, завопила, осознавая, что совсем одна. Услышав шорох, я вновь вскочила на ноги и помчалась дальше, не разбирая дороги. Из груди вырывался то ли стон, то ли всхлип. Монстр вот-вот догонит меня. Не видя перед собой дороги из-за пелены слез, я обо что-то споткнулась и повалилась на землю. Больно ударившись, вскрикнула, а потом села и обернулась. Собственный визг застрял в горле. Позади меня лежало тело девушки. Ее глаза были открыты и смотрели прямо на меня, изо рта стекала струйка крови. Девушка была очень красивой, но, бесспорно, мертвой.

– Кароль, – непослушными губами пробормотала я, даже не представляя, откуда знаю ее имя.

Взгляд приковал белый цветок в ее волосах. Я не могла отвести от него глаз, даже показалось, что я уловила его тонкий аромат. Тело будто заморозило ужасом, я не могла пошевелиться и боялась даже дышать. Просто продолжала смотреть на этот цветок у девушки в волосах.

Новый шорох за спиной будто пробудил меня, но мне не хватало сил обернуться. С каждым ударом собственного сердца я словно слышала новый шаг монстра, что неумолимо приближался. Рыдания наконец вырвались на свободу, и, потеряв всякую надежду, я свернулась в клубок, прижавшись к собственным коленям, и закрыла голову руками.

Первое, что я почувствовала, – холод, ледяное дуновение по влажной коже. Я открыла рот в беззвучном крике и приготовилась к удару. Монстр не знает жалости, а я не жду пощады. Легкий гул достиг моих ушей, и я не выдержала и все-таки обернулась. Неведомо откуда передо мной выросло уродливое и одновременно прекрасное творение Родена. Врата ада в лунном свете выглядели еще более устрашающими. Они будто приближались, давили на меня, и чем ближе они становились, тем отчетливее я видела кровь, стекающую по лицам и рукам, тянущимся из камня.

Я закричала, когда монстр неожиданно набросился на меня и повалил. Прижал запястья к земле и навис надо мной, обездвижив всем своим телом. От него веяло холодом и властью. Я попыталась вырваться, но монстр держал крепко. Я не видела его лица, потому что голова была покрыта глубоким капюшоном, и в ночи мне казалось, что под ним просто черная, пугающая, бездонная дыра. Монстр сорвал с меня одежду, жестко стиснул грудь, и я завизжала во весь голос…

Проснулась я в ледяном поту, сердце билось как очумелое, а перед глазами стояло лицо несчастной Кароль. То, что с ней случилось, и то, что я оказалась в центре ее трагедии, очень сильно повлияло на меня. Я села на постели и подтянула колени к груди, а потом уткнулась в них носом. Я никак не могла забыть глаза Кароль, глаза прекрасной молодой девушки, у которой вся жизнь была впереди. Когда дрожь в теле немного поутихла, я поднялась на ноги и, накинув халат, вышла на балкон. Ночная мгла приняла меня в свои объятия, укутала черным одеялом, подарила возможно призрачный, но покой.

Я села на стул и закинула ноги на парапет, сделала глубокий вдох, пытаясь отогнать ночной кошмар. Получалось не очень успешно, потому что события минувшего дня тоже не отпускали.

После того как мы обнаружили вещи Кароль, все было как в тумане. Тьери вызвал полицию и так и оставил сверток на скамейке, стараясь больше к нему не прикасаться. Помню сквозь какой-то белый шум в голове, как Арман диктовал мне, что именно я должна рассказать Гоберу. Как и в первый раз, я должна была солгать о подсунутой под дверь записке.

Глядя на кровавые разводы на серебристом платье Кароль, я могла думать лишь о том, что больше никогда не смогу вернуться в этот сад. Покой и умиротворение этого места были нарушены, и, кроме ужаса, шевелящего волосы на затылке, ничего не осталось.

Я невольно цеплялась за Армана, словно ждала, что он вот-вот скажет, будто все это просто сон и никто не пришел в мой секретный сад и не совершил этот жестокий поступок. Пока ждали полицию, Тьери осмотрел все вокруг и сделал вывод, что Кароль убили не здесь, а значит, вещи просто принесли и оставили для чего-то. Но почему именно здесь?

– Этот вопрос сродни тому, почему машинка попала именно к тебе, Сандрин, – тихо сказал Арман, бережно обнимая меня за плечи.

– Кто-то безжалостно ворвался в мою жизнь, – хватаясь за его куртку, сказала я, – и пытается ее разрушить. Почему, Арман? Почему я оказалась посреди этого кошмара?

– Я не знаю, – прошептал в ответ Дюваль и притянул меня к своей груди, мягко поглаживая ладонью волосы.

Сейчас вспоминать свою слабость было неловко, я впервые прижималась к чьей-то груди, кроме отцовской. С некоторых пор мне пришлось разделить свою жизнь на слабую юность, проведенную в стенах дома в Марселе, и на стойкое взросление в столице. Мне нравилось думать, что в Париж я приехала уже другим человеком. Но оказалось, что душа не все может выдержать, что страхи могут вернуться и навалиться с еще большей силой, вновь погружая меня в прежнее отчаяние.

Глядя в ночное небо, я твердила себе о том, что нужно выбираться из этого состояния. Очень хотелось забыться. Порой, когда тоска или какая-либо боль уже здесь, в Париже, одолевали меня, я брала Дениз и отправлялась в ночной клуб, чтобы послушать дерзкий джаз и от души потанцевать. Возможно, познакомиться с кем-то и приятно провести ночь. Это помогало снять напряжение и словно переродиться, ощутив новый прилив сил. Так и нужно поступить, но только сначала все же увидеться с папой.

Вчера мы добрую половину дня провели в участке, где Гобер придирчиво снова и снова расспрашивал нас обо всех наших действиях за последние три дня. Комиссар не давил открыто, по крайней мере на Дюваля, но и подозрений с него не снимал. Он ворчал, что наши передвижения мешают расследованию и поведение подозреваемого в убийстве и той, кто, собственно, его обвинил изначально, кажется весьма подозрительным. Промариновав нас несколько часов, комиссар сжалился и отпустил выспаться и отдохнуть. Мне пришлось позвонить папе в Хилтон и перенести нашу встречу на следующий день. Я заверила его, что все в порядке, просто устала и хочу побыть одна.

Так и было. Покинув участок, я отказалась от обеда с Арманом и Тьери, ощущая, что мне просто необходима передышка. Немного отстраниться от этого дела казалось мне полезным для моих не на шутку расшатавшихся нервов. С тех пор я закрылась в своей квартире и ни с кем не разговаривала, кроме разве что одного короткого диалога с Амеди. Он беспокоился, и это было приятно, но его тепла я уже не искала. Правда дело было не только в этом. Я вдруг подумала, что, пока тень чудовищного преступления витает надо мной, неправильно тащить еще кого-то в свою жизнь. Хотя… возможно, это лишь оправдание отказу любовнику в близости. Наверное, мне хотелось казаться лучше, чем я есть на самом деле.